Слоны умеют помнить
Шрифт:
– И вы по-прежнему считаете, что я способен…
– Я не прошу вас ехать в Малайю и кого-то расспрашивать. Тех людей там давно уже нет.
– И вы не можете назвать мне имена?
– Их имена – нет.
– Тогда какие?
– Мне кажется, есть два человека, которые жили у Рэвенскрофтов и могут знать, что произошло и почему.
– Но сами вы не хотите к ним обратиться?
– Ну, я мог бы, но не думаю, что они… Мне бы не хотелось расспрашивать их об этом, и Селии, по-видимому, тоже. Они очень славные женщины – вовсе не сплетницы и не любительницы совать нос в чужие дела – и именно поэтому могут что-то знать. В свое время они наверняка
– Напротив, – возразил Пуаро. – Вы меня очень заинтересовали, и думаю, у вас на уме нечто конкретное. Скажите, Селия Рэвенскрофт согласна с вами?
– Я почти не говорил с ней об этом. Понимаете, она очень любила Мэдди и Зели.
– Мэдди и Зели?
– Да, так их называли. Когда Селия была маленькой и я только с ней познакомился, – я говорил, что в деревне мы жили по соседству, – у нее была – теперь это называется девушка au pair [19] , но тогда их именовали гувернантками – гувернантка-француженка. Она была очень добрая – играла с нами и другими детьми, – и Селия, а следом за ней вся семья называла ее Мэдди.
19
Девушка-иностранка, помогающая по хозяйству в обмен на стол и квартиру, изучающая при этом язык (фр.).
– Понимаю – сокращенно от «мадемуазель».
– Да, вы ведь француз. Поэтому мне и пришло в голову, что она может рассказать вам то, что знает и не хочет рассказывать другим.
– Допустим. А другое имя, которое вы упомянули?
– Зели – тоже сокращение от «мадемуазель». Мэдди пробыла там два или три года, а потом вернулась во Францию или Швейцарию. Пришлось нанять другую гувернантку – Селия вместе с родителями звала ее Зели. Она была моложе Мэдди – очень хорошенькая и забавная. Тоже играла с нами, и мы все страшно ее любили. Генерал Рэвенскрофт очень к ней привязался – играл с ней в шахматы, в пикет и так далее.
– А леди Рэвенскрофт?
– Она тоже любила ее, и Зели была ей предана. Поэтому она и вернулась после отъезда.
– Вернулась?
– Да, когда леди Рэвенскрофт заболела и попала в больницу, Зели стала как бы ее компаньонкой и ухаживала за ней. Я точно не знаю, но почти уверен, что она была там, когда произошла трагедия. Поэтому она должна знать, что случилось на самом деле.
– А вам известно, где она сейчас? Вы знаете ее адрес?
– Да, я узнал адреса их обеих. Мне пришло в голову, что вы могли бы расспросить их. Я понимаю, что прошу слишком много… – Юноша умолк, не окончив фразу.
Некоторое время Пуаро молча смотрел на него.
– Пожалуй, из этого может что-то выйти, – сказал он наконец.
Книга вторая
Длинные тени
Глава 11
Суперинтендент Гэрроуэй и Пуаро обмениваются информацией
Суперинтендент Гэрроуэй смотрел через стол на Пуаро, поблескивая глазами. Джордж налил ему виски с содовой, потом поставил перед Пуаро стакан с темно-пурпурной жидкостью.
– Что это за напиток? – с интересом осведомился Гэрроуэй.
– Сироп из черной смородины, – ответил Пуаро.
– Ну-ну, – усмехнулся суперинтендент. – У каждого свой вкус. Спенс говорил мне, что вы употребляете какое-то пойло под
– Нет. Это уменьшает жар и успокаивает нервы.
– Понятно. Очередной дурман для инвалидов. – Он поднял свой стакан. – Ну, за самоубийство!
– Так это было самоубийство?
20
Тизан (tisane) – отвар, настой из трав (фр.).
– А что же еще? – отозвался Гэрроуэй. – Должен заметить, узнать то, что вы просили, было нелегко. – Он покачал головой.
– Сожалею, что причинил вам хлопоты, – сказал Пуаро. – Я совсем как то животное или ребенок из рассказа вашего мистера Киплинга – страдаю от ненасытного любопытства.
– Киплинг сочинял забавные истории, – промолвил суперинтендент. – Свое дело он знал. Мне рассказывали, что ему было достаточно один раз пройтись по эсминцу, чтобы знать о нем больше, чем любой из инженеров в королевском флоте.
– Увы, я не знаю ровным счетом ничего, – вздохнул Пуаро. – Поэтому мне приходится задавать вопросы. Боюсь, что я прислал вам чересчур длинный их список.
– Меня заинтриговало то, как вы перескакиваете с места на место. Психиатры, доклады врачей, кому были завещаны деньги, кто их получил, а кто нет, хотя и рассчитывал получить, дамские прически, парики, имя торговца париками, розовые коробки, в которые их упаковывают…
– И вы все это знаете? – воскликнул Пуаро. – Просто удивительно!
– Дело было загадочное, поэтому мы фиксировали все детали. Толку от этого не было никакого, но сведения хранились в архиве на случай, если кто-то заинтересуется. – Он протянул Пуаро лист бумаги. – Вот. Парикмахеры, дорогая фирма на Бонд-стрит. Называлась «Юджин и Розенталь». Потом они переехали на Слоун-стрит. Вот адрес, но там теперь зоомагазин. Двое их ведущих специалистов несколько лет назад ушли из фирмы – в списке их клиентов значилась леди Рэвенскрофт. Розенталь сейчас живет в Челтенхеме. Занимается тем же бизнесом, но именует себя косметологом. Тот же человек, но другая шляпа, как говаривали в дни моей молодости.
– Ага! – произнес Пуаро.
– Почему «ага»?
– Я вам чрезвычайно обязан. Вы подали мне идею. Все-таки странным образом идеи иногда приходят в голову.
– Вся беда в том, что у вас в голове уже слишком много идей, – сказал суперинтендент. – Больше вам не требуется. Я изучил семейную историю так подробно, как мог. Элистер Рэвенскрофт был шотландского происхождения. Отец – священник, оба дяди отличились на военной службе. Женился на Маргарет Престон-Грей – девушке из хорошей семьи, представленной ко двору и так далее. Никаких семейных скандалов. Вы оказались правы насчет сестры-близнеца, хотя понятия не имею, где вы об этом пронюхали. Доротея и Маргарет Престон-Грей – их называли Долли и Молли. Престон-Греи жили в Хэттерс-Грин, в Сассексе. Близнецы были абсолютно идентичны. Как часто бывает в таких случаях, у обеих в один и тот же день прорезался первый зуб, обе в один и тот же месяц заболели скарлатиной, носили одинаковую одежду, влюблялись в мужчин одного типа и одновременно вышли замуж за военных. Семейный врач, лечивший их в молодости, умер несколько лет назад, так что ничего интересного из него уже не вытянешь. С одной из сестер была связана какая-то трагедия.