Поэзия для меня – способ ощутить жизнь. Один из способов, во всяком случае. Я всегда придумывал рифмы и строки. Помню ощущение болезненного чувства, когда слова складывались не так как нужно. Помню радость моментов, когда всё оказывалось на своих местах.
Сочинял я, во многом, для себя. Но когда, примерно через тридцать лет после написания первого стихотворения, я решил издать книгу, то оставил только те стихи, которые, как мне кажется, могут рассказать читателям о чём-то важном. Стихи про детские воспоминания о таинственном городе и скитания в далёких краях, про круговорот встреч и расставаний, про красоту и трагедию настоящего и непременную жизнеутверждающую веру в будущее.
Я очень благодарен за поддержку моего творчества семье и друзьям. Отдельное спасибо моей жене Насте за ценную обратную связь, за терпение к моему неугомонному перфекционизму
и к моей склонности к творческим депрессиям. И, конечно, благодарю Веру Сухомлин, Мэри Эрнст и Степана Дмитриева за бережные, но важные замечания и предложения к текстам, а Дарью Булгакову – за чудесные иллюстрации.
Приятного прочтения!
Искренне ваш, Сергей Головин
Многие поэты в тёмные времена отчаянно ищут свет и, не находя, зажигают что попало, коптят керосином, резиной, сырыми дровами, лишь бы что-то светилось в замочных скважинах их закрытых каморок. Сергей умеет иначе. Двери открыты. Стен нет. Окон нет. Клетка пуста. А стихи, словно люминесцирующие медузы в колышущейся пучине, улавливают даже скрытые за чёрными тучами маяки путеводных звёзд и копят, и настаивают внутри, а потом отпускают этот звёздный, прозрачный, зеленоватый свет, похожий на стекло бутылки, внутри которой вечный непотопляемый парусник борется с вечным неутомимым штормом.
И маяки эти светят морякам из-под тёмной ночной воды, точь-в-точь повторяя очертания созвездий за низкими облаками.
Степан Дмитриев, группа «Чёрная Птица»
Воды холодные изгибы
Воды холодные изгибыобнимут старых рыбаков.Во тьме причудливые рыбысъедят обрывки голосов.В беззвучном омуте туманародятся белые стихи.И слов упрямых караваныпогонят волны-пастухив небрежно брошенные сетисреди песочной синевы,где у воды играют детив объятьях неба и травы.
Глава I
Я теряю не первую душу
Я теряю не первую душув ледяной городской тишине.Этой ночью не плачут кликуши,часовые молчат на стене.Закрываются в церкви ворота,звуки всенощной тают внутри.Свои самые светлые нотыдо утра сберегли звонари.Не идут горожане на площадь,не гуляют крикливой гурьбой.Лишь склоняется денно и нощнобессловесный ивняк над водой,и, не первую жизнь отпуская,всё ветшает у речки дворец.Я часы до рассвета считаюв тишине, как заблудших овец.
Огни фонарей
Мой город накинул на плечиогни фонарей, укрываясьот холода стужи бездомной,от ярости ночи беззвёздной.Мой город накинул на плечиогни фонарей, проклинаябессонную горечь заката,похмельную ласку рассвета.Мой город накинул на плечиогни
фонарей – и проснуласьтоска некрещёной бумаги,как зверь в разорённой берлоге.Мой город накинул на плечиогни фонарей – и разбиласьдуша, ослеплённая светом,играя в окошке открытом.
Город
Я посмотрю с холма на свежий ров,спущусь к реке по новой мостовой…Однажды этот город дал мне кровнад полной робких мыслей головой.Я раз за разом говорил смелей,бродя украдкой возле ветхих стенуже давно заброшенных церквей,уставших ждать от Бога перемен.Я вспоминал, как тонут ивняки,как в сорняках топорщатся кресты,как из глубин мутнеющей рекик сырому небу тянутся мосты.Меж тёмных троп, на тусклых куполахнашлось немного слов и для меня.И город зазвучал в моих стихах,к себе всё новых странников маня.
Небо
Помнишь, какое однажды раскинулось небо?Город ночной зажигал под луной огоньки.Падали звёзды над храмом Бориса и Глебав русло мелеющей, но терпеливой реки.Остров прибрежный был редким туманом окутан.Кто-то знакомый смотрел на меня из глубин.Город затих. И, глаза опустив на минуту,я, наконец, стал с душой неподвластной един.Падали звёзды над храмом Бориса и Глеба,тёмный причал покидая, встречались с водой.Помню, как призрачной ночью раскинулось небо,словно забвенье спустилось на берег за мной.
Однажды я приду
Однажды я приду на пустынный берег,и в утреннем тумане заискрится река.Зашепчутся десятки прозрачных змеекна вымокшей полоске кружевного песка…Когда-то я купался в похожих водах,и крохотные лилии горели вдали.И головы деревьев, живых и мёртвых,пытались дотянуться до размытой земли.И мы с тобой лежали на сером пляже,разглядывая каменные башни быков,и медленное небо несло поклажуиз листьев и разорванных сырых облаков.Мне кажется, и ты возвратишься тожетуда, где неприметно искрилась река,и лилии белели на тёмной коже,как звёзды из далёкого, чужого мирка.И, словно подзывая тебя к обрыву,раскатывались волны огоньков вдалеке…И змейки, перешёптываясь лениво,чертили лабиринты на холодном песке.
Из омута в омут
Из омута в омут летят терпеливые стаи,и небо неспешно несёт облака-караваи,и ночь хлебосольная сыплет невольные бликина чёрную воду. И прячется город великийпод слабые крылья, сдаваясь случайному чуду,и колокол-сердце кладёт на холодное блюдо пустого кремля.Так безжалостен сумрачный зодчий!Так мало отпущено звёзд ускользающей ночью…
