Слова сияния
Шрифт:
Мрэйз стоял, гордо выпрямившись, и осматривал свою длинную духовую трубку. Он не поднял глаз, когда Шаллан шагнула под навес.
— Мне нравится учиться обращению с местным оружием, — сказал Мрэйз. — Оно причудливое, но я чувствую, что это оправдано. Если хочешь понять народ, изучи его оружие. Способ, которым люди убивают друг друга, говорит о культуре больше, чем любая научная этнография.
Он направил оружие на Шаллан, и она застыла на месте. Затем повернулся к расщелине и дунул, выпуская дротик в растения.
Шаллан подошла
— Это духовая трубка паршенди, — пояснил Мрэйз. — Как ты думаешь, что она говорит о них, маленький нож?
— Очевидно, что она не для крупной дичи, — ответила Шаллан. — И в этом есть смысл. Единственная известная мне крупная дичь в округе — скальные демоны, которым, по слухам, паршенди поклоняются как богам.
Она не была уверена в том, что сказанное ею — правда. Ранние сообщения, которые она читала по настоянию Джасны, допускали, что скальные демоны являлись богами паршенди. Как дело обстояло в действительности — неясно.
— Возможно, они использовали ее, выслеживая мелкую дичь, — продолжила Шаллан. — То есть охотились ради еды, а не для удовольствия.
— Почему ты так говоришь? — спросил Мрэйз.
— Люди, которые охотятся ради славы, ищут большую добычу, — пояснила Шаллан. — Трофеи. Эта духовая трубка — оружие человека, который просто хочет накормить свою семью.
— А если он использует ее против других людей?
— Она не принесет пользы на войне. Думаю, у нее слишком малая дальность, а у паршенди в любом случае есть луки. Возможно, ее можно использовать для убийства, хотя меня бы позабавило, если бы обнаружилось подобное применение.
— Почему же?
Какая-то проверка?
— Ну, — сказала Шаллан, — большинство аборигенов — туземцы Силнасена, народы Реши, бегуны равнин Ири — не имеют настоящей концепции убийства. Насколько я знаю, они, судя по всему, вообще мало сражаются. Охотники слишком ценны, поэтому «война» в их культурах означает много криков и позерства, но мало смертей. Подобный тип хвастливого общества не кажется тем, в котором могут существовать наемные убийцы.
Тем не менее паршенди послали одного такого. Против алети.
Мрэйз изучал ее непроницаемым взглядом, держа длинную духовую трубку кончиками пальцев.
— Вижу, — наконец проговорил он, — что на этот раз Тин выбрала себе в ученицы ученого. Я нахожу ее выбор необычным.
Шаллан покраснела. Ей пришло в голову, что личность, которой она становилась, когда надевала шляпу и изменяла цвет волос, не была имитацией другого человека, другой личности. Просто вариация самой Шаллан.
Здесь крылась опасность.
— Итак, — сказал Мрэйз, выудив из кармана рубашки еще один дротик, — какое оправдание дала тебе Тин сегодня?
— Оправдание? — переспросила Шаллан.
— Провалу ее
Мрэйз зарядил дротик.
Провал? Шаллан бросило в пот, лоб начало покалывать холодом. Но она проследила, не произошло ли чего-то необычного в лагере Амарама! Сегодняшним утром она вернулась туда в образе рабочего, опоздав тем самым на дуэль Адолина. Она прислушивалась, не болтает ли кто-нибудь о взломе или о том, что Амарам что-то заподозрил. Ей не удалось ничего обнаружить.
Что ж, очевидно, Амарам не выразил своих подозрений публично. После всех предпринятых усилий с целью скрыть свое вторжение, она потерпела неудачу. Наверное, не стоило удивляться, но Шаллан все равно оказалась удивлена.
— Я...
— Я начинаю спрашивать себя, на самом ли деле Тин настолько больна, — сказал Мрэйз, подняв духовую трубку и выстрелив в заросли другим дротиком, — чтобы даже не попытаться выполнить поставленное задание.
— Даже не попытаться? — переспросила Шаллан, сбитая с толку.
— Ну и какое оправдание? — спросил Мрэйз. — Что, она предприняла попытку, но провалилась? Мои люди наблюдали за домом. Если бы она...
Он умолк, когда Шаллан стряхнула воду с сумки, а затем осторожно расстегнула ее и вынула лист бумаги с изображением запертой комнаты Амарама с картами на стенах. Ей пришлось нарисовать некоторые детали наугад, потому что было темно, а ее единственная сфера осветила не много, но она нарисовала все достаточно точно.
Мрэйз взял у нее рисунок и поднял его. Он изучал листок бумаги, а Шаллан тем временем нервно потела.
— Я редко оказываюсь в дураках, — произнес Мрэйз. — Мои поздравления.
Было ли это похвалой?
— Тин не обладает подобным мастерством, — продолжил Мрэйз, все еще рассматривая лист. — Ты сама видела ту комнату?
— Это причина, по которой она выбрала в помощники ученого. Мои навыки дополняют ее собственные.
Мрэйз опустил лист.
— Неожиданно. Твоя учительница, возможно, блистательная воровка, но всегда проявляла невежественность при выборе компаньонов.
Он говорил так изысканно. Его речь совсем не соответствовала шрамам на лице, кривой губе и натруженным рукам. Он разговаривал как человек, который проводил свои дни, потягивая вино и слушая прекрасную музыку, но выглядел так, будто ему неоднократно ломали кости — и, скорее всего, он возвращал такие долги в многократном размере.
— Жалко, что твои карты не слишком детальные, — заметил Мрэйз, продолжив рассматривать рисунок.
Шаллан услужливо достала пять других выполненных для него рисунков. Четыре из них были подробными картами, а последний — приближенным изображением настенных свитков с записями Амарама. На каждом рисунке фактические записи казались неразборчивыми, одни извилистые линии. Шаллан сделала это нарочно. Никто не ожидал от художника, что он будет в состоянии добыть такие подробности из памяти, хотя лично ей это было под силу.