Слова сияния

Сандерсон Брендон

— Срезать... мох.

Адолин посмотрел на Каладина, который просто пожал плечами. Откуда ему знать, что имеет в виду светлоглазая женщина? Они были непостижимыми существами.

— Да, — подтвердила Шаллан, вставая. — Срежьте тот мох и скалу под ним одним хорошим ударом. Окажите любезность вашей невесте.

Адолин выглядел сбитым с толку, но сделал, как она просила, вызвав Клинок Осколков и рубанув по мху и скале. Верхняя часть небольшого каменного образования соскользнула вниз, срезанная с легкостью, и обрушилась на поверхность плато.

Шаллан нетерпеливо

шагнула поближе и присела рядом с совершенно плоской верхушкой срезанной скалы.

— М-м-м, — произнесла она, кивнув сама себе, и принялась рисовать.

Адолин отпустил Клинок.

— Женщины! — воскликнул он, посмотрев на Каладина, и пожал плечами. Затем убежал попить воды, не спрашивая у Шаллан объяснений.

Каладин сделал шаг следом, но замешкался. Что Шаллан нашла здесь настолько интересного? Эта девушка оставалась загадкой, и он знал, что не успокоится до конца, пока не поймет ее. Она была слишком близка к Адолину, а следовательно, и к Далинару, чтобы оставаться неизученной.

Он подошел ближе, заглянув через ее плечо, и стал наблюдать, как она рисует.

— Отложения, вот в чем дело, — сказал Каладин. — Вы подсчитываете количество слоев крэма, чтобы определить возраст скалы.

— Хорошее предположение, — ответила Шаллан, — но здесь плохое место для датировки слоев. Ветер дует над плато слишком сильно, и крэм не накапливается в лужах равномерно. Поэтому пласт неровный и неточный.

Каладин нахмурился, сощурив глаза. Срез участка скалы по внешним краям представлял собой обычный окаменевший крэм, несколько слоев выделялись по различным оттенкам коричневого. Однако центр камня был белым. Такие белые камни встречались нечасто и добывались в каменоломнях. Следовательно, либо здесь очень странное месторождение, либо...

— Когда-то здесь находилась постройка, — произнес Каладин. — Очень давно. Должны были пройти столетия, чтобы крэм покрыл таким толстым слоем что-то, возвышающееся над землей.

Шаллан посмотрела на него.

— Ты умнее, чем выглядишь.

Затем, вернувшись обратно к рисованию, добавила:

— Просто настоящий умница...

Он хмыкнул.

— Почему все сказанное вами должно содержать какую-нибудь остроту? Или вы отчаянно доказываете, насколько умны?

— Возможно, я просто раздражена тем, что ты злоупотребляешь хорошим отношением Адолина.

— Злоупотребляю? — переспросил Каладин. — Потому что назвал его несносным?

— Ты умышленно сказал это таким образом, чтобы он не понял, как ты и ожидал. Чтобы выставить его глупцом. Он очень старается быть с тобой любезным.

— Действительно, — ответил Каладин. — Он же всегда такой милый со всеми маленькими незначительными темноглазыми, которые толпятся вокруг, чтобы ему поклоняться.

Шаллан постучала карандашом по бумаге.

— Ты на самом деле настолько полон ненависти? Когда ты высмеиваешь скуку, бросаешь опасные взгляды, порыкиваешь — все это маска, под которой ты просто ненавидишь людей, ведь так?

— Что? Нет, я...

— Адолин старается. Ему не по душе случившееся с тобой, и он делает все возможное, чтобы загладить тот

случай. Он хороший человек. Для тебя слишком трудно прекратить его провоцировать?

— Он называет меня мостовичком, — упрямо произнес Каладин. — Он сам меня провоцирует.

— Да, поскольку именно он, шторм побери, бросает во все стороны мрачные взгляды и оскорбляет окружающих. Адолин Холин — тот человек, с которым труднее всего ужиться на Разрушенных равнинах. Взгляните-ка на него! Как вообще он может кому-то нравиться!

Шаллан указала карандашом туда, где Адолин смеялся с темноглазыми мальчишками-водоносами. Подошел конюх с жеребцом. Принц отцепил от седла свой шлем Осколков и позволил одному из водоносов его примерить. На мальчишке шлем смотрелся непомерно большим.

Каладин покраснел, когда мальчик принял стойку Носителя Осколков и все опять засмеялись. Мостовик обернулся к Шаллан, которая сложила руки на груди, оставив альбом для рисования на ровном срезе скалы перед собой, и самодовольно ему улыбалась.

Ба! Невыносимая женщина!

Каладин отошел от нее и направился по каменистой земле к Четвертому мосту, где настоял на том, чтобы тоже тащить мост, невзирая на протесты Тефта, якобы теперь он «выше таких вещей». Каладин не штормовой светлоглазый. Он никогда не чурался простой честной работы.

Привычный вес моста лег на его плечи. Камень был прав. Мост казался легче, чем когда-то. Каладин улыбнулся, услышав брань кузенов Лоупена, которые, как и Ренарин, впервые несли мост и проходили, таким образом, посвящение в сегодняшнем забеге.

Они протянули мост над ущельем — рядом с одним из больших и не таких мобильных мостов Далинара — и зашагали через плато. На какое-то время, маршируя впереди Четвертого моста, Каладин смог представить, что жизнь проста. Никаких атак на плато, никаких стрел, никаких убийц или телохранителей. Только он, его бригада и мост.

К несчастью, когда они приблизились к другому краю большого плато, он начал чувствовать утомление и рефлекторно попытался втянуть немного штормсвета, чтобы подкрепиться. Ничего не получилось.

Жизнь далеко не проста. Никогда такой не была и точно не во время забегов с мостом. Притворяться, что все иначе, означало приукрашивать прошлое.

Каладин помог опустить мост, а затем, заметив авангард, движущийся перед армией, он и мостовики протолкнули и установили мост через пропасть. Солдаты авангарда радостно поприветствовали шанс вырваться вперед и двинулись через мост, чтобы обеспечить безопасность следующего плато.

Каладин и остальные последовали за ними, затем, полчаса спустя, они пропустили авангард на следующее плато. Так продолжалось какое-то время: они ждали, чтобы прибыл мост Далинара, устанавливали свой мост рядом с механическим и позволяли авангарду перейти дальше. Прошли часы — мостовики по-прежнему истекали потом и напрягали мышцы. Хорошие часы. Каладин так ничего и не решил ни по поводу короля, ни насчет своего участия в его потенциальном убийстве. Сейчас он просто нес мост и наслаждался тем, как под бескрайним небом армия слаженно продвигается к цели.