Слова
Шрифт:
– Поверь, это не так.
– Уверен? – настаиваю я, полностью осознавая, что провоцирую его.
Плечи Феникса напрягаются, когда он смотрит на меня.
– Я не из тех, кто ревнует, Группи. – Его суровый взгляд пронзает меня до костей. – Для этого нужно, чтобы мне действительно было не плевать на девчонку, а такого я не допускаю.
Удар причинил бы мне меньше боли.
– Поняла.
На краткую секунду в его глазах вспыхивает раскаяние, но затем оно исчезает, и Феникс меняет тему.
– Спасибо
Мой взгляд падает на синяк на его бедре. Он больше не темно-синий, а красочный… Как яркий закат.
Только в отличие от заката он не прекрасен. А уродлив и жесток.
Потому что кто-то причинил Фениксу боль.
– Ты возвращался туда после этого?
И снова он пытается перевести тему:
– Я собираюсь перекусить. Хочешь чего-нибудь?
Мою грудь переполняет разочарование. Каждый раз, когда я пытаюсь проникнуть к нему в душу, он снова запирает замок и выбрасывает ключ.
Мечтаю, чтобы Феникс открылся мне. Потому что все, чего я желаю, это помочь ему.
– Да. Я хочу, чтобы ты перестал отгораживаться от меня, когда я спрашиваю о твоем отце. Знаю, что тебе сейчас тяжело, но…
Меня прерывает фырканье.
– Ни хрена ты не знаешь.
– Что, черт возьми, это должно означать?
Свет снова мигает, когда Феникс делает шаг в моем направлении.
– Ты сидишь в башне из слоновой кости, любимая и опекаемая своим папочкой.
Мое сердце болезненно колотится, когда он продолжает:
– Тебе нет нужды запирать дверь, чтобы не получить удар битой от пьяного отца, поскольку он хочет убить тебя во сне. И тебе не нужно жить в дерьме, где всякий гребаный день является постоянным напоминанием о том, что один неверный шаг – и ты закончишь так же, как он. Тебе не надо гадать, где твоя мама, и надеяться, черт возьми, что у нее все хорошо, даже если ей на тебя наплевать, потому что она тебя бросила.
Его заявление разрывает мою грудь.
– Фе…
– Ты не представляешь, что такое голод. И я не имею в виду урчание в животе. – Его верхняя губа кривится. – Я говорю о голоде, который причиняет физическую боль и заставляет тебя молиться Богу, в существовании которого ты уже не уверен, чтобы тебе удалось отыскать поесть хоть что-нибудь, прежде чем твое тело сдастся.
По моей щеке скатывается слеза, но это еще больше распаляет злость Феникса.
– Ни черта ты не знаешь, Леннон. – Надвигаясь, он прижимает меня к стене. – Потому что ты никогда ни в чем не нуждалась. У тебя есть то, за что люди вроде меня готовы умереть.
Наклонив голову, он прикасается губами к моему уху. От его угрожающего тона по телу проносится волна мурашек.
– Не смей плакать и жалеть меня. – Я вздрагиваю, когда он сжимает мой подбородок пальцами, заставляя поднять на
Зарождающееся внутри меня отчаяние превращается в гнев.
Я хочу помочь ему, но я не готова быть его грушей для битья.
– Да пошел ты. Тот факт, что у тебя дерьмовая жизнь, не означает, что можно отталкивать людей, которые заботятся о тебе, и обращаться с ними как с мусором. Никто из нас не выбирал свою судьбу. Мне ненавистна мысль, что твоя жизнь так ужасна, и, будь у меня возможность поменяться с тобой местами, я бы так и сделала. Однако я также знаю, что ты не первый человек, кому приходится выбираться из сточной канавы, и не последний.
Я вытираю слезы тыльной стороной ладони.
– И к твоему сведению, я не испытываю жалости, потому что, не считая ужасного отца, у тебя есть все, чего я желаю.
Чистая зависть прожигает мои вены, когда я выплескиваю на Феникса каждую частичку боли, которую храню глубоко внутри.
– Ты можешь без страха войти в комнату или завести новые знакомства, потому что люди не смеются над тобой. Они, черт возьми, боготворят землю, по которой ты ходишь.
Теряя последние остатки самообладания, я бью себя в грудь.
– Ты готов умереть за то, что есть у меня? Что ж, а я бы убила, чтобы узнать, каково это – быть тобой. Быть таким чертовски талантливым и завораживающим, что люди не могут оторвать от тебя глаз. Убила бы, чтобы испытать хотя бы малую толику того волшебства, о котором ты говорил в своем эссе. – Комок подступает к горлу, и мой голос срывается. – Но этого никогда не произойдет.
Потому что я не особенная.
Я собираюсь оттолкнуть его, чтобы уйти, но он перехватывает мое запястье.
– Что ты делаешь? – возмущаюсь я, пока он тащит меня к синтезатору.
– Ты хочешь знать, каково это, не так ли? – Он опускает микрофонную стойку. – Пой, черт возьми.
Если раньше я думала, что он не в себе, то это меркнет по сравнению с его нынешним состоянием.
– Ты с ума сошел? Нет…
Феникс обхватывает мое лицо.
– Перестань быть гребаной трусихой и пой.
Мне стоит прямо сейчас выбежать за дверь… Но я не могу.
Соблазн солнца слишком велик. Он, как цунами, утягивает меня под воду.
Я смотрю на клавиши.
– Я не знаю, что петь.
Феникс встает позади меня.
– Что угодно.
И я выбираю ту песню, которую пела для него в прошлый раз.
Свет мерцает, электричество то включается, то выключается, пока я нажимаю на клавиши, из-за чего путаю несколько первых нот.
Губы Феникса касаются моего уха.
– Закрой глаза. И, что бы ни произошло, не смей останавливаться. Поняла?
Кивнув, я зажмуриваюсь и начинаю. Биение пульса в ушах почти заглушает мой голос.