Словарь имен собственных. Метафизика труб (сборник)
Шрифт:
Вдруг чья-то рука хватает за шиворот этот умирающий комок и сильно встряхивает, тем самым грубо и резко возвращая его к местоимению первого лица.
Воздух врывается в мои легкие, которые уже превращались в жабры. Мне больно. Я кричу. Я оживаю. Я открываю глаза. И вижу, что это Нисио-сан вытащила меня из воды.
Она громко зовет на помощь. Она тоже живая. Она хватает меня на руки и бегом несет в дом. Она рассказывает все
– Скорей в больницу!
Нисио-сан бежит за нами до самой машины. И на смеси японского, французского и английского со слезами рассказывает, в каком состоянии вытащила меня из воды.
Мама укладывает меня на заднее сиденье машины и трогается с места. Она гонит машину с сумасшедшей скоростью, что совсем неразумно, когда хочешь спасти кому-то жизнь. Мама думает, что я была без сознания, и рассказывает, что со мной случилось:
– Ты кормила рыб, поскользнулась и упала в бассейн. В обычной ситуации ты бы легко выплыла. Но при падении ты ударилась о каменное дно и потеряла сознание.
Я растерянно слушаю ее. Я-то знаю, что все было не так.
Но она настойчиво спрашивает:
– Ты понимаешь, что я говорю?
– Да.
Я понимаю, что не нужно открывать ей правду. Понимаю, что лучше придерживаться ее версии. Так удобнее. Впрочем, в любом случае я не смогу объяснить, что со мной произошло. Я еще не знаю, что такое «самоубийство».
Но я не упускаю случая, чтобы заявить:
– Я больше не хочу кормить карпов!
– Ну конечно. Я тебя понимаю. Ты боишься опять упасть в воду. Обещаю, что ты не будешь их больше кормить.
Ну, хоть что-то я выиграла. Не напрасно падала в воду.
– Я буду брать тебя на ручки, и мы будем кормить их вместе.
Я закрываю глаза. Ну вот, опять все сначала.
В больнице мать тащит меня в отделение «Скорой помощи». Мне она говорит:
– У тебя дыра в голове.
Вот это новость! Она приводит меня в восторг, и мне не терпится узнать подробности:
– Где дыра?
– На лбу, где ты стукнулась.
– Большая дыра?
– Да, и у тебя сильное кровотечение.
Она касается пальцами моего виска и показывает их мне: они все в крови. Вот это да! Я залезаю указательным пальцем в зияющую рану, не подозревая, что тем самым только подтверждаю, что я не в себе.
– Ой, тут щель.
– Да, у тебя открытая рана.
Я с удовольствием
– Дай мне зеркало! Хочу посмотреть дырку в голове!
– Угомонись!
Медсестры занимаются моей головой и успокаивают мать. Я не слушаю, что они говорят. Все мои мысли – о дырке в голове. Раз мне не дают на нее посмотреть, я пытаюсь ее представить. И представляю себе свою голову с зияющей дырой на виске. Я дрожу от возбуждения.
Я снова засовываю палец в рану: мне хочется залезть в мою голову, чтобы исследовать ее изнутри. Медсестра мягко берет меня за руку и отводит ее. Чья это голова: моя или нет?
– Тебе сейчас зашьют лоб, – говорит мать.
– Ниткой с иголкой?
– Да, примерно так.
Не помню, чтобы меня усыпляли. Но очень хорошо помню, как надо мной склонился врач, держа в руке иголку с черной ниткой, и начал штопать петлицу, образовавшуюся на моем виске, – так портной дошивает иногда платье на клиентке.
Вот так закончилась моя первая – и на сегодняшний день единственная – попытка покончить с собой.
Я скрыла от родителей, что это не был несчастный случай.
Я никому также не рассказала о странном поведении Касимы-сан. Если бы я рассказала об этом, у нее наверняка возникли бы неприятности. Она ненавидела меня и должна была радоваться моей смерти. Не исключаю, что она догадалась об истинной причине моего поступка и проявила уважение к моему выбору.
Огорчало ли меня, что мне спасли жизнь? Да. Была ли я довольна, что меня успели вытащить из воды? Да. Мне было все равно, жить или умереть. Это как отложенная партия.
Я и по сей день сомневаюсь: а вдруг было бы лучше, если бы моя жизненная дорога оборвалась в конце августа 1970 года в пруду с карпами? Как знать? Мне отнюдь не наскучила жизнь, но кто знает: может быть, по ту сторону еще интересней?
В конечном счете все это не так уж и важно.
В любом случае спасение – не более чем отсрочка. И наступит день, когда никто и никакие увертки уже не помогут.
Но совершенно ясно помню: там, под водой, мне было хорошо.
Временами я думаю: а не привиделось ли мне это приключение? Тогда я иду к зеркалу и на левом виске вижу вполне реальный шрам – красноречивую метку своего детства.
А что было дальше?
Ничего.