Словарь Ламприера

Норфолк Лоуренс

— И после расплаты он остался здесь навсегда, — закончил за него Ламприер. — Он стал трупом, мимо которого я прошел по дороге сюда. Это дело ваших рук, не так ли?

— Никто не собирается ничего отрицать, Джон, но ведь ты не дослушал до конца наш рассказ, — голос председателя снова звучал спокойно и мягко. — Подожди, послушай. После этой расплаты наша жизнь вошла в новую фазу. Мы поселились в этом подземелье и сократили до минимума всякие сношения с внешним миром. Как ты уже догадался или заподозрил по намекам Теобальда, мы образовали Тайный комитет. Из этого подземелья мы руководили величайшей Компанией мира. Мы копили все новые богатства. Мы оказывали денежную поддержку индийским царькам и тиранам, открывая им кредит за счет Компании. Деньги Компании оказывались в наших руках, даже не попадая в Англию.

Каждый год из владений одного такого царька отправлялся караван на восточное побережье Средиземного моря. Каждый год мы посылали за грузом корабль, способный вместить все эти сокровища. Этот корабль, приняв на борт груз, отплывал на запад, через Средиземное море, а затем на север, вдоль западного побережья Франции, к нашей рошельской сокровищнице. Говорить об этом очень просто. Но на практике мы сталкивались с серьезными трудностями и однажды чуть не потерпели полный крах. Необходимость иметь корабли, совершавшие свои плавания в полной тайне, заставляла нас прибегать к фальсификации кораблекрушений, ведь для охраны особого груза каждый раз требовалась маленькая флотилия с армией охранников, а лояльность наших посредников в Индии всегда оставалась под вопросом и требовала контроля. Как бы тщательно мы ни организовали эту деятельность, любое упущение могло выдать тайну нашего существования. Поэтому мы использовали те корабли Ост-Индской компании, которые считались давно пропавшими, вероятнее всего, погибшими. Мы переименовывали их. «Вендрагон», которым так интересовался ты, и не только ты, — это лишь один из целого ряда подобных кораблей. Более двадцати лет назад капитан Нигль случайно наткнулся на его предшественника и хотя ошибочно объяснил свое открытие мошенничеством со страховкой, все же его чрезмерный интерес к этому обстоятельству мог бы привлечь нежелательное внимание к нашим делам. Но, как известно, мы заставили Нигля замолчать, и его «Фолмаут» превратился в «Вендрагон», и золото снова потекло рекой. В настоящий момент этот корабль здесь, в Лондоне, он уже загружен и ожидает только нас. Впрочем, я забежал вперед… Итак, однажды поневоле избранный нами покров тайны превратился в наш тяжкий крест. При желании мы могли появляться среди людей, но ни разу не представали в своем истинном обличье. Мы стали настоящими изгнанниками, и телом и душой, принадлежа этому миру лишь по видимости. И мы начали меняться с годами. Джон, меняться вот здесь…

Рука исчезла в густой тени, и Ламприер услышал, как председатель постучал себя по груди. Вокансон пристально поглядел на председателя, словно хотел что-то добавить, но тут старческая рука снова вынырнула из мглы и задержалась на обложке словаря Ламприера.

— После осады и после расплаты за все происшедшее мы снова поставили Компанию на ноги, несмотря на многочисленные препятствия, и нам казалось, что вражда с родом Ламприеров наконец окончена. Но мы ошибались. Это было только начало. Один за другим твои предки подбирались к нам, искали нас, и мы уничтожали их одного за другим. Мы не могли понять, что заставляет Ламприеров разыскивать нас? Как ты думаешь?

Ламприер потряс головой, вспоминая, с чего все началось. Перед его мысленным взором снова предстал отец, корчащийся в судорогах на мелководье, его всплывающая окровавленная рука.

— Соглашение, — сказал он.

— Нет. Этот документ мы дали только тебе, у них его не было. Что-то другое, Джон. Чья-то рука управляла Ламприерами. Но чья? Чья это рука, Джон?

Члены «Каббалы» все как один обернулись к Ламприеру и уставились на него. Он подумал: «Значит, мы, Ламприеры, не одиноки? Неужели у нас есть союзник?» Он изо всех сил пытался припомнить какое-нибудь замечание, оброненное отцом, которое могло бы дать подсказку.

— Франсуа ничего не говорил о нас своей семье, — произнес председатель. — Ни единого слова. И все же вы, поколение за поколением, отправлялись разыскивать нас, и как только мы останавливали одного, уже подрастал новый противник. Сначала все вертелось вокруг Рошели. Первые Ламприеры знали об осаде и о нашей роли в гибели рошельцев гораздо больше, чем могли обнаружить собственными силами. Следующие подкрались к нам еще ближе, подобрались к самой Компании, и с тех пор, когда в завесе тайны, окутывавшей нашу деятельность, проявлялся хотя бы крошечный разрыв, очередной Ламприер уже был тут как тут,

поглядывая в щелочку и пытаясь разорвать эту завесу. В случае твоего отца таким разрывом было дело Нигля. Откуда Шарль мог узнать о его чрезвычайной важности? Что заставило его изучать западные порты Франции? Если бы он прожил дольше и нашел ответы на свои вопросы, он, вероятно, обнаружил бы нашу сокровищницу в Рошели. Но откуда он мог это знать?

Прошло несколько секунд, прежде чем Ламприер сообразил, что от него ждут ответа.

— Отец никогда не посвящал меня в свои дела, — сдержанно произнес он.

— Ну да, — обреченно отозвался председатель. — Впрочем, теперь это уже, должно быть, не имеет значения. Какие-то вопросы неизбежно остаются без ответов.

— Так вот почему я здесь? Вы хотели получить ответ на этот вопрос? — в голосе Ламприера послышалась горечь.

— Твой отец был важнейшим звеном, Джон. Привести сюда тебя с твоим словарем было нелегко…

Снова словарь. Пальцы председателя мяли уголки обложки, слегка приподнимали ее и роняли обратно. Внезапно книга распахнулась, и невидимый обладатель надтреснутого голоса начал читать вслух:

— «Аарасс. Аба. Абадир. Абай…»

Он все читал и читал вслух заголовки статей, и это уже начинало походить на издевательство над трудом Джона. Словарь… Быть может, именно словарь — причина того, что Ламприер оказался здесь?

— «Абагар. Абала. Абали. Абалус…» Ламприер попытался вспомнить, как начинался словарь, вспомнить тот день, когда он принял решение взяться за этот труд, когда Калькбреннер навел его на эту мысль… Там был Септимус, а Септимус — их наемник. Или это был не Калькбреннер?

— «Абана. Абандус. Абанны…»

Голос председателя сменился голосами его охранников, Монополя и Антита, словно передразнивавших своего хозяина. Калькбреннер, Септимус или кто-то еще до них? Ламприер вспомнил Джерси, обманные сумерки, вид из окна на поля Розели, покачнувшиеся во мгле и вернувшиеся вспять во времени, и древнее божество, возникшее из-под корней и цепкого дерна… Вертумн. Первый признак надвигающегося безумия… Но откуда они могли узнать об этом?

— «Абант. Абанта. Абантиды…»

Вторым был Актеон. Потом — Даная в яме на болоте. Ифигения на фабрике Коуда.

— «Абанты. Абаорт. Абараза. Абарафа…» Парис. Ламприер снова взглянул на Джульетту и вспомнил, как она выходила из кареты в приходе Сен-Мартин. Как далеко в прошлое надо вернуться? Неужели к тому мгновению, когда они смогли каким-то образом разглядеть явившееся ему видение? Ламприер снова попытался припомнить тот вечер, и все, что он увидел из окна, и беспокойный сон, сменивший видение. Он что-то кричал тогда. Неужели кто-то подслушал его и понял? Ламприер не мог в это поверить. Проснувшись, он пошел к пастору, а тот выгнал его. Потом он залез на дерево и упал, высматривая Джульетту, которая шла по тропинке к церкви… Да, церковь.

— Кальвестон, — произнес он, и председатель прекратил читать. Ламприер снова почувствовал тупую боль в шее. Ему хотелось сесть. — Отец Кальвестон сказал вам, что я видел демонов, призраков тьмы. Он сказал вам, что я — сумасшедший.

Джульетта ушла по тропинке, к дому пастора, оставив его в полном замешательстве. Он отправился домой. Потом его пригласили в библиотеку, а несколько дней спустя он получил издание Овидия в награду за труды. В книге была одна, особенная, специальная иллюстрация: Диана в эффектном неглиже и Актеон, бьющийся в агонии. Они все рассчитали и предусмотрели. Сверкающие красные пятна. Стальная вода озера. Всадник повернулся и двинулся вверх, к истоку.

— Прекрасно, прекрасно.

Растерзанное тело его отца осталось лежать на мелководье. Голос председателя звучал словно откуда-то издалека. Кальвестон рассказал девушке, девушка — виконту, а виконт — тому человеку, который сейчас говорил с ним.

— Ты думал, что сошел с ума, превратился в беспомощную игрушку в руках невидимых сил. Ты забросил свои книги и зажмурился, но ты уже был наш. Когда ты приехал в этот город, мы дали тебе Септимуса, верного проводника в предстоявшем тебе длинном путешествии, и ты пошел за ним следом. Пошел к Калькбреннеру, где тебе подсказали идею твоего словаря. К де Вирам, где образы твоей книги стали явью. На фабрику Коуда, где мы подвесили Ифигению. Это наш словарь, Джон, смерть Данаи была делом наших рук, а Ифигения была моим подарком тебе.