Словарь Ламприера
Шрифт:
Наконец, фигурируют в романе и менее известные, но реально существовавшие лица, к числу которых принадлежит и главный герой. Некоторые из таких персонажей позволяют продемонстрировать, сколь виртуозно обращается Норфолк с историческими фактами, позволявшими ему вплетать новые нити в паутину таинственности, окутывающей события романа. К примеру, сэр Джон Филдинг был главой полицейского магистрата на Боу-стрит в Лондоне не только на страницах романа, но и в реальности. Он на самом деле был слеп, и сводный брат его, о котором он то и дело вспоминает с завистью, действительно носил имя Генри. Это был не кто иной, как Генри Филдинг — один из крупнейших английских писателей XVIII века. Впрочем, в воспоминаниях сэра Джона Филдинга его сводный брат предстает не как писатель, а исключительно как его предшественник на посту главы магистрата — но и эта деталь соответствует действительности. Однако вся эта стройная система фактов рушится, стоит лишь обратить внимание на то, что сэр Джон умер в 1780 году — т. е. задолго до начала основной сюжетной линии романа.
Второй
Третий хронологический срез расположен на четверть века раньше и посвящен событиям, разворачивавшимся в Англии и на просторах Атлантики и Индийского океана. Действительно, в 1599 году достопочтенная компания купцов города Лондона получила королевскую грамоту, удостоверявшую ее монопольное право вести торговые дела в Индии и Индонезии. Действительно, в 1600 году была снаряжена экспедиция, которую действительно возглавил капитан Джон Ланкастер и в которую вошло, по разным источникам, от трех до пяти кораблей (Норфолк останавливается на цифре четыре, что может показаться случайным выбором, если бы не особая роль числовой символики в романе, к которой мы еще вернемся). Но о том, так ли бесславно, как повествуется в романе, закончилась эта первая экспедиция, источники умалчивают. По версии Норфолка, отцы-основатели Ост-Индской компании разорились и вынуждены были уступить права на реальное владение компанией все той же вездесущей «Каббале» — для которой это событие и стало основой грядущей власти. Более того, именно в этой точке завязывается вся интрига романа.
Но существует и еще один хронологический план. Он почти не связан с реальной историей, но в структуре романа играет исключительно важную роль. Это время богов, полубогов и героев классической древности — «золотой век» на заре европейской цивилизации, когда люди были возвышенны и благородны, боги — внимательны к тому, что творилось у подножия Олимпа, а персонажи античной мифологии еще не боялись открыто бродить по земле. Именно на этот мир античной ясности духа и олимпийского спокойствия проецируются события истории и псевдоистории, о которых идет речь в романе. И именно с ним теснее всего связан образ главного героя — Джона Ламприера, реального лица, на долю которого в романе выпали самые серьезные искажения фактического материала. Не останавливаясь подробно на всех расхождениях между подлинной и романной биографией этого ученого, отметим лишь, что героя романа и настоящего Джона Ламприера (ок. 1765-1824) связывают лишь два обстоятельства: жизнь на острове Джерси и создание новаторского для своей эпохи словаря античности (этот труд — «Полный словарь классических имен и названий, упомянутых древними авторами», впервые увидевший свет в 1792 году, — переиздавался вплоть до нашего времени в обшей сложности несколько десятков раз и служил источником вдохновения для многих английских поэтов XIX века).
На этом сходство кончается. Но все расхождения и несообразности, которые допускает автор в своей трактовке этого персонажа, сознательны и преднамеренны. Дело в том, что именно благодаря им фигура главного героя приобретает особое значение не только как связующее звено всей запутанной интриги романа, но и как структурная основа других элементов текста — прежде всего интертекстуальных и интеркультурных. Ламприер Норфолка — это ходячая энциклопедия всевозможных вопросов и ответов; именно через его сознание читатель получает доступ к малоизвестной или давно забытой информации.
Характерно в связи с этим нежелание автора прибегать к тонкому психологическому анализу. Внутренний мир героев раскрывается не с точки зрения их тайных переживаний, а с точки зрения заложенной в их сознание информации. Именно поэтому любовная линия в романе, являясь важным сюжетным звеном, психологически почти не разработана: трудно понять, как зародилось и чем питалось чувство Ламприера к Джульетте, не говоря уж о ее чувствах к нему. Все эмоции статичны и холодны: это всего лишь «знаки» душевного состояния, включенные в ту же игру, что и знаки культуры. Прошлое и настоящее ускользнули от современного человека, а вместе с ними исчезла и придававшая им цельность и связанность истина. Мир привычных представлений рассыпался, оставив взамен лишь огромное количество знаков ушедшей
В связи с этим одним из существенных принципов построения текста является «обман ожидания». Ключевой стимул поведения персонажей — многократно подчеркиваемое в романе «неведение», непонимание истинного смысла происходящего. В неведении пребывают все основные участники событий: и в первую очередь Джон Ламприер, реакции которого «Каббала» просчитывает в соответствии с его ложными убеждениями; и Джульетта, стремящаяся узнать имя своего отца ценой повиновения Кастерлею; и почти всемогущая «Каббала», не сумевшая учесть «неизвестную величину» в своих хитроумных планах; и Назим, лишь за мгновение до гибели успевающий раскрыть для себя тайну «Лжеламприера»; и сэр Джон Филдинг, не распознающий в собственном помощнике столь упорно преследуемого им возмутителя спокойствия; и капитан Гардиан, так и не поверивший в искренность намерений «юного Ламприера»; и вдова капитана Нигля, обманутая дважды — сказкой Алана Нигля о китах и «ложью во спасение», которую преподносит ей Ламприер после гибели Пеппарда. Мармадьюк Столкарт, «Камнеед», «женщина в голубом», Розали, команда «Вендрагона», в одном из заключительных эпизодов доставляющая золото «Каббалы» во Францию, — все они в той или иной мере становятся жертвами недоразумений, обманов, иллюзий. В неведении остается и читатель относительно целого ряда деталей: судьбы мастера автоматов, Вокансона, исчезающего из поля зрения перед самой гибелью остальных членов «Каббалы»; истинных намерений Франсуа Ламприера, так и не получивших однозначной трактовки; поведения Штольца на спектакле «Камнееда» и т. д. Эту разветвленную и запутанную систему «неизвестных величин» венчает латинский эпиграф к роману: «Варваром здесь я слыву: никому мой язык не понятен».
Итак, мир неисчислим, не поддается адекватному описанию, какие-то детали постоянно ускользают из поля зрения. Из-за этих «выпадающих» деталей представление о мире у каждого персонажа оказывается ложным, и сюжетные линии строятся именно на столкновении этих заведомо неверных концепций. И в связи с поголовным ощущением неполноты знания о мире возникает сквозная для всего романа идея ликвидировать эту неполноту, «охватить» мир целиком, — идея Словаря, предстающая в самых разнообразных обликах. Словарь — каталог имен и названий — является здесь не только важным сюжетным элементом, но и одним из основных художественных принципов, по которым возводится здание романа.
Образы библиотеки («энциклопедии переплетного искусства»), лабиринта, собрания географических карт, театра — все это варианты попыток свести воедино «дурную бесконечность» явлений мира, классифицировать их, уничтожив тем самым хаос неупорядоченной стихии. Но все явления, включаемые в Словарь, равноправны, они не выстраиваются по иерархической лестнице, и это ведет к принципиальной незавершенности Словаря, разомкнутости его в мир; так, события жизни и видения Джона Ламприера «перетекают» на страницы его словаря античности, а словарные статьи становятся событиями его жизни. Словарь как «описание мира» и мир превращаются друг в друга, замыкаясь в новую «дурную бесконечность», только уже на следующем уровне. Изучая библиотеку в доме Кастерлея, Ламприер понимает, что она «составлена по кругу. Он мог взять в руки любую книгу, и входящие в ее окружение тома неминуемо привели бы его обратно. Кругом, кругом и кругом, мрачно подумал он. Не имея ни А, ни Я, ни Тогда, ни Сейчас, он, словно злополучный Тесей, преследовал неспешного Минотавра, причем оба знали, что без начала и конца не будет ни входа, ни выхода. Остается лишь бесцельно бродить по этому лабиринту, то и дело возвращаясь к пройденному. Ламприер мысленно вернулся к книге о земной и небесной сферах. Эта комната, эта библиотека — тоже сфера, размышлял он. Здесь собраны все времена, равно как и пространства».
Зеркальная комната во дворце наваба, «список кораблей» в лондонском порту, алфавитные перечни литературных жанров и спиртных напитков, «словари» церковных течений и улиц Лондона — все это, наряду с подчеркнутой «энциклопедичностью» речи многих персонажей, отражает и подкрепляет три ключевых словаря, на которых основана композиция романа: собственно словарь античности Джона Ламприера, «алфавит гнева» Франсуа Ламприера (организованные по алфавитному принципу памфлеты) и третий, скрытый в тексте книги и проявляющийся лишь в последней фразе эпилога «словарь» географических пунктов (на языке оригинала первые буквы названий Азовского моря у разных народов — А и Z , первая и последняя буквы английского алфавита). Этот третий «словарь», по видимости остающийся без автора, может быть соотнесен со многими персонажами романа, но в первую очередь — с единственным из героев, способным охватить взглядом всю географию, Летающим Человеком — Септимусом Прецепсом.