Словарь Ламприера
Шрифт:
Впрочем, капитан не столько обращался к собеседнику, сколько говорил сам с собой. Молодой человек глядел в окно, вертя головой по сторонам. Что ему нужно на самом деле?
— Ваша рука зажила? — Ламприер смотрел на следы давешнего происшествия.
— Проклятая татуировка, — отозвался Эбен. Автомат испещрил всю его руку паутиной чернил. «Фолмаут» теперь навсегда был врезан в его ладонь. Молодой человек снова взглянул в окно.
— У меня есть друг, вернее был. Джордж Пеппард…
Это имя показалось Эбену смутно знакомым… Ну да, конечно, дело Нигля. Пеппард был тем адвокатом, который проиграл дело
— Из тех, кто что-то слышал о деле Нигля, в историю о китах не верил никто, — перебил Эбен Ламприера. — Это был прекрасный моряк, лучший в своем поколении, но его амбиции были просто непомерны. Он ведь обманул даже собственную жену, разве не так?
Молодой человек продолжал говорить, сообщая капитану и без того известные ему подробности. Корабль Нигля пропал без вести, отклонившись от курса на много миль; капитана Нигля заставили замолчать; иск о мошенничестве со страховкой не был удовлетворен за недостатком свидетельских показаний.
— Компания не могла допустить скандала, им пришлось принудить к молчанию и самого Нигля,
, и его жену, и ее адвоката…
Да-да, подумал Эбен, мошенничество со страховкой! Случались дела и похуже.
Но теперь доказательство находилось здесь, в Лондоне, пришвартованное всего в кабельтове от Вороньего Гнезда: «Вендрагон», он же «Фолмаут», корабль капитана Нигля. Гардиан знал об этом уже несколько недель; кроме того, он был знаком с Ниглем еще тогда, когда этот корабль был впервые спущен на воду. Эбенезер Гардиан отдавал должное Ниглю, но слегка недолюбливал его. Умный человек, но пустышка. У него была хорошенькая жена. Нигль был самым молодым среди капитанов кораблей Ост-Индской компании за всю ее историю. У него был чертовски хорошо подвешен язык. Нигля знали все, если не лично, то понаслышке.
— Мой друг Джордж навлек на себя бесчестье, несмотря на то что правда была на его стороне. Кроме того, вы сказали мне, что корабль здесь, а это доказывает его правоту. Они переименовали корабль, но от этого он не перестал быть кораблем Нигля. Разве же это «Вендрагон»? Это «Фолмаут».
— Рад, что сумел вам помочь. Если бы я что-то мог сделать, чтобы вернуть этому человеку доброе имя… — хрипло проговорил капитан.
— Вы ничего не можете сделать. И никто не может. Его убили две недели назад, в ту самую ночь, когда я сказал ему о том, что узнал от вас.
Убили? Эбен начинал кое-что понимать. Его убила Компания… да, в это можно поверить.
— Это не ограбление, у него ничего не взяли. И случайностью это тоже быть не могло. Я обещал, что помогу ему. В ту самую ночь я обещал ему, что помогу вернуть ему доброе имя.
Голос юноши дрогнул. Да, утрата друга, Эбен понимал, что это такое. Горе и боль утраты — это пошлина, которую море взимает со всех, кто связал с ним свою жизнь. Значит, они убили его друга, и этот долговязый чудак собирается призвать их к ответу и вздернуть на нок-рее. Что ж, прекрасно, прекрасно. Теперь Гардиан наконец узнал, зачем к нему явился сын Шарля. Доказательство, в котором нуждался молодой
— Вот он, — Эбен указал на пристань. — Вот «Фолмаут». Корабль Нигля.
Молодой человек подался вперед, прижав нос к стеклу. Грузчики на пристани поднимали на канатах какие-то ящики. Немного поодаль разгружали повозку с такими же ящиками. Капитан Гардиан не видел тех двоих наблюдателей, но знал, что они поблизости. Юноша неподвижно застыл, не сводя глаз с «Вендрагона». Он не мог понять, что там происходит, он видел то же, что и капитан, но не улавливал смысла.
— Если вашего друга, этого Пеппарда, убили, то не означает ли это, что вам тоже угрожает опасность? — спросил Эбен.
Грузчики потащили еще несколько ящиков от повозки к кораблю.
— Думаю, что нет, впрочем, это долгая история. — Ламприер был полностью сосредоточен на корабле и ящиках. — Почему они вернули сюда этот корабль? И именно теперь?
Эбен взглянул на него. На этом худом, нервном лице было написано нечто большее, чем простое любопытство.
— Он прибыл пустым, — сказал капитан. — Они только сгрузили балласт, и все. Им было известно заранее, что корабль прибудет сюда. Эта пристань была свободна еще за неделю до того, как он пришвартовался. Они выложили за это неплохие денежки.
— А он здесь уже давно?
— Несколько месяцев. А обычно хватает нескольких дней, чтобы произвести погрузку. Пристани никогда не пустуют, и приходится спешить.
— Так что же происходит?
— У меня есть одна идея. Там работают люди Коукера. Наемная рабочая сила. А если бы все дело было в погрузке, они обошлись бы постоянными грузчиками.
— Мне надо выяснить, что там происходит, — решительно сказал молодой человек, повернулся и уже направился было к выходу, но Эбен закричал:
— Нет, стойте!
Юноша остановился и озадаченно взглянул на капитана. Эбен размышлял, как же объяснить своему гостю, что он находится не на Стренде и не на Адельфи, а в доках, где законы, правила и уставы, принятые на суше, становятся как бы размытыми, наподобие того, как размывается земная твердь под ударами волн, превращаясь в мокрый песок. Для чужака эти места весьма небезопасны, там свои неписаные законы, свои правила и секреты, и с нарушителем этих правил не церемонятся. Его просто-напросто швырнут в реку или заколотят в ящик и утопят не долго думая. Этот простофиля обязательно допустит какую-нибудь оплошность — и тогда он пропал. Ведь он ничего не понимает. Надо как-то ему объяснить.
— Видите ли, это грубый народ, — начал Эбен. — Вам ничего не скажут. Более того, ваши расспросы могут для вас плохо кончиться, понимаете? Мой вам совет, молодой человек, держитесь подальше от доков…
В этот момент капитан замолк, прислушиваясь к доносившимся с причала грохоту и потоку проклятий. Оба собеседника рванулись к окну, чуть не столкнувшись друг с другом, и вытянули шеи, стараясь рассмотреть, что там случилось. Один из ящиков упал и разбился. Доски и щепки валялись на причале вокруг того, что скрывалось в ящике. Это была какая-то статуя с кувшином на плече, футов шесть высотой. Из-под статуи торчала упаковочная солома. Так вот что они носили в этих ящиках. Какой-то коренастый человек кричал на грузчиков.