Словно птица
Шрифт:
Глава 3
Папа несет лебедя через заповедник. Мне приходится бежать, чтобы не отстать от него. Одно крыло лежит поверх папиной руки. Оно как-то странно изогнуто: наверное, сломано.
– Он умрет, если мы оставим его здесь, – говорит папа.
Лебедь раскрывает клюв, как будто хочет ущипнуть папину руку, но даже на это у него не хватает сил. Кажется, он уже сдался.
– Куда ты несешь его? – спрашиваю
– Надо найти ветклинику… Что может быть открыто в воскресенье?
– Нужно отвезти его к дедушке.
Папа останавливается и смотрит на меня.
– Не думаю, что это хорошая мысль.
– Почему? Он живет в этой части города, и все оборудование до сих пор хранится в старом доме.
У папы раскраснелись щеки, тащить птицу очень тяжело. Он перехватывает ее поудобнее и стоит, размышляя.
– Он не станет лечить лебедя.
– Дедушка же в прошлом году помог соседской собаке, которую сбила машина. Он еще способен лечить животных.
– Он не захочет лечить его.
Мы добираемся до машины. Я протягиваю руки и подхватываю лебедя, чтобы папа мог достать из кармана ключи. Даже через куртку чувствую, какие мокрые у него перья. Его трудно держать, но скорее неудобно, чем тяжело. Он так близко ко мне. Пытается сфокусировать взгляд сначала на мне, потом на папе. Клюв приоткрыт, розово-черный язык свесился набок. Хочется дать ему воды.
– Пап, он долго не протянет, – снова говорю я. – К дедушке ехать ближе всего.
Папа с сомнением качает головой, открывая багажник.
– Дедушке это не понравится.
И замолкает, как бывает всегда, когда кто-то пытается заговорить с ним про дедушку. Он складывает задние сиденья, чтобы лебедь поместился. Потом подхватывает птицу, и вместе мы кладем ее в багажник. У папы на лбу выступают капли пота, и это странно, ведь лебедь не такой уж и тяжелый. А папа сильный, наверное, самый сильный человек из всех, кого я знаю.
– Все хорошо? – спрашиваю я.
Папа не отвечает, просто крепче перехватывает лебедя со своей стороны, пока мы пытаемся уложить его получше. Я стараюсь расправить сломанное крыло. Чувствую все эти маленькие косточки прямо под кожей. Одна из них торчит явно не там, где нужно, практически вылезает наружу. Я касаюсь этого места и ощущаю под пальцами острые края, как маленькие зубки. Внезапно лебедь больно, до крови, щиплет меня за руку. И шипит до тех пор, пока я не убираю пальцы.
– Прости, – шепчу я, слизывая капельки крови с руки.
Поворачиваюсь к папе. Он выглядит еще хуже. Оперся рукой о машину, опустил голову. И тяжело дышит.
– Папа!
Он отмахивается:
– Все хорошо.
Подойдя к нему, я жду, чтобы он на меня посмотрел. В этот момент я даже забываю о лебеде. Лицо у папы красное и потное.
– Тебе же только что было холодно. Ты дрожал в холодной воде. Тебе не может быть так жарко.
– Все хорошо, – повторяет он.
– Позвонить маме?
– Нет.
Он выпрямляется, чтобы показать мне, что он в порядке, но я вижу, как он морщится от каждого движения.
– Просто этот парень тяжелый, вот и все.
Папа с трудом улыбается, пытается обратить все в шутку, но при этом избегает моего взгляда, и я ему не верю. Он делает шаг в сторону водительского сиденья. Но я не даю ему сесть в машину.
– Я звоню маме, – говорю я, роясь в карманах в поисках телефона. – Или дедушке, он
– Все нормально, – твердо отвечает папа. – Я могу доехать до дедушки, да и до дома тоже. Прекрати волноваться.
Я не отпускаю его руку. Только так я могу помешать ему сесть в машину.
– Мама говорила, что ты болен. Сказала, тебя отпустили домой с работы.
– Правда? – Папа вытирает со лба пот, его глаза сердито сверкают. Потом вздыхает, прислоняется спиной к машине и смотрит на меня. – Я промок и замерз, а птица была очень тяжелой, вот и все. И чем быстрее мы доберемся до дедушки, тем лучше, правда? Иначе лебедь умрет.
Я неуверенно киваю, а он поворачивается, чтобы открыть дверь. Я окидываю взглядом парковку. Тут по-прежнему никого. Вдруг я понимаю, что хочу поскорее выбраться отсюда, отвезти папу куда-то, где есть еще люди, кроме меня.
– Если тебе не станет лучше, я позвоню маме, – предупреждаю я.
– Ладно, – снова отмахивается папа.
Пока он садится в машину, я внимательно наблюдаю за каждым его движением. Папа немного хмурится, но лицо остается непроницаемым. Если он и обеспокоен, то старается мне этого не показывать. Но такое случается уже не первый раз. Мама сказала, что, когда он подрезал деревья в городском парке, у него начались боли в груди. Вот почему его раньше отпустили с работы. Я сажусь в машину, не спуская с него глаз. Потом оборачиваюсь и смотрю на лебедя. Тот не шевелится, но все еще тихо шипит. Я слегка касаюсь его крыла, всей душой надеясь, что мы успеем добраться до дедушки.
Когда мы выезжаем с парковки, папа пытается мне улыбнуться.
– С ним все будет в порядке, – говорит он, кивая в сторону лебедя.
Но я не знаю, о ком сейчас больше беспокоюсь: о лебеде или о папе. Кажется, я не дышу до тех пор, пока мы не оказываемся снова на кольцевой дороге. Там есть и другие машины. Другие люди, не только мы с папой. И теперь уже недалеко до дедушкиного дома.
Глава 4
Я не помню, когда была у дедушки последний раз. Кажется, летом, много месяцев назад. Папа старается не видеться с ним зимой: говорит, тогда он становится слишком сварливым, с ним бывает нелегко найти общий язык.
До съезда к дедушкиному дому всего несколько миль по кольцевой дороге, но я все равно не спускаю с папы глаз. Он едет медленно, но уверенно, его кожа постепенно принимает естественный оттенок. На дедушкиной улице меня охватывает странное чувство. Изгородь кажется маленькой и безжизненной. Но ведь сейчас зима. Я разглядываю молочную ферму, которую построили по соседству, – дедушка ее ненавидит. Одна из коров поднимает голову и внимательно смотрит на нас.
Мотор гудит, когда колеса пытаются проехать через лужу на подъездной дорожке. Дом выглядит таким же, каким я его помнила с последнего визита, может, только чуть менее ухоженным. Большое дерево перед домом без листьев кажется каким-то хрупким, калитка покосилась. Собаки не бегут нам навстречу, как это бывало раньше. Когда папа глушит мотор, становится понятно, как здесь тихо и холодно. Папа быстро выходит из машины и направляется к багажнику.