Слово атамана Арапова
Шрифт:
Тимофей ничего не ответил, сдержался, лишь с презрительной ухмылкой пошел к коню. Взяв левой рукой узду и вставив левую ногу в стремя, он оттолкнулся правой от земли и…
– Сам ты гад ползучий, – прохрипел Никифор, сорвав пук травы и вытерев окровавленный клинок. – Я те…
С ненавистью отшвырнув голову Тимофея, он взял под уздцы его коня и, перешагнув бездыханное тело, пошел к кустам, где оставил Нюру.
Обустройство стана начали с того, что расставили вдоль берега полукругом шатры. Затем наскоро обнесли стан частоколом и укрепили пушками. Да-да,
Привыкшие терпеливо сносить все тяготы жизни казаки и казачки спокойно относились к своему быту. Мужчины ловили и засаливали рыбу, охотились, а женщины, естественно, занимались своими делами. Лишь атаман несколько дней подряд бродил по поляне как неприкаянный, но всем было известно, что он отводит места для стен будущей крепости и под курени, в которых предстоит жить поселенцам.
На первом месте, конечно же, стояла крепость. И это понимали все. Но чтобы ее построить, требовались время и люди. Времени, конечно же, было достаточно, а вот строителей явно не хватало. Но казаков и Арапова мало смущала такая мелочь, и они рассчитывали только на свои силы. Зимовать решено было в землянках, которые собирались выкопать ближе к осени, а все силы наступившим летом решено было отдать на заготовку леса для строительства.
Через неделю после приезда Арапов вооружил казаков топорами и пилами, и они пошли в лес, переполняемые желанием и решимостью. Деревья, обреченные на сруб, были помечены заранее, потому казаки разбились на две группы. Гаврилу Крыгина, который прикинулся хворым, решено было оставить в лагере. Изобличать его Арапов не собирался и, лишь махнув рукой, приказал помогать женщинам по хозяйству.
Взяв с собою Осипова Данилу, Рябова Степана и Санкова Нечая, атаман ушел в лес, который разросся слева от поляны. А Степка, Куракин Гурьян, Аверьян, Петр и Нестор вошли справа.
– Валите лесину тама, – указал Гурьян мужикам на пригорок с огромными осинами.
– А мы што, ешо куды подем? – удивился Степка.
– Щас сокоря валить будем, – с улыбкой ответил Куракин и подтолкнул парня в спину. – Шевели оглоблями, а то замерзнешь.
Степка умаялся быстро. Аккурат сразу, как только они с Гурьяном срезали третье дерево. Но он не сдавался. Пыхтя и отдуваясь, изо всех сил старался не уступать великану Куракину, да куда там. Гурьян пилил вековые стволы, как соломинки, со спокойной улыбочкой на лице, и казалось, что он занимается не тяжелым трудом, а нежно поглаживает жену.
После того как шестое по счету дерево, ломая сучья, повалилось на землю, Степка устало присел на пень, смахнул пот с лица и, глянув на цветущего улыбкой неутомимого Куракина, объявил:
– Все! Што хошь со мной делай, но более я не сдюжу!
– Пошто так? – искренне удивился Гурьян, который вряд ли знал, что такое усталость.
– В руках немочь. – И Степка показал ему ладони, успевшие покрыться пузырями мозолей. – За тобой лиходеем разве поспеешь?
– Тады сучья щелкай.
Куракин прислонил пилу к стволу сваленного только что дерева и взял в руки топор:
– Я тута, недалече буду. Коль што, подходи.
Он решительно шагнул в чащу и сразу исчез из
Древний старик стоял по другую сторону ствола и сквозь ветки смотрел на него каким-то странным взглядом. Погадаев оробел, как будто видел не немощного человека, а трехгодовалого медведя. А было чего испугаться! Старик был как не от мира сего. Мал ростом, худ, сед как лунь, а борода… Белая как снег борода едва не касалась земли. Увидев медведя, Степка, конечно, испытал бы страх, но не такой, какой он испытывал, глядя на старика. Мистический ужас обуял душу, а крик застрял в горле, моментально пересохшем. Парень слышал стук топора, но не мог позвать Куракина на помощь, хотя Гурьян был совсем близко.
– Хосподи, изыди, – прошептал он сведенным судорогой ртом, не слыша сказанных слов.
А старик как-то осуждающе покачал головой, погладил сухонькой ручкой ствол поваленного дерева и нежно, как женщину, обнял ствол другого, еще не спиленного.
– Пропади, изыди. – Степка выронил топор и стал остервенело креститься. – Растворись, лешак, чур меня.
Но старик не исчезал. Он смотрел на Степку с ярко выраженным интересом и, возможно, улыбался, так как губ его не было видно из-за пышных белых усов и бороды. Видя, что молитвы на странного старика не действуют, Степка быстро присел, подхватил топор, а когда выпрямился, то уже не увидел его. Старик исчез так же незаметно, как и появился.
«Хосподи, спаси, сохрани». – Степка сорвался с места и ринулся, не разбирая дороги, на стук топора. Споткнувшись о ветку, которую в порыве чувств не заметил, Степка свалился едва ли не под ноги могучего казака и чуть не поплатился за свою оплошность жизнью, по счастливой случайности не оказавшись раздавленным его безразмерной ступней.
– Гурьян, обожди. – Он схватил Куракина за ногу, после чего тот остановился и обратил на него внимание. – Гурьян, ей-богу…
Казачок прерывисто вздохнул и, не находя слов, бестолково заморгал.
– Чево ты? – широко улыбнулся добродушный гигант, медленно опуская топор. – Опять умаялся, што ль?
– Какой там… – Степка опустился на пень и указал в ту сторону, откуда прибежал. – Лешака я зрил тама, во те хрест зрил!
– Да будя те брехать-то. – Куракин улыбнулся еще шире, но его улыбка тут же угасла, как только он рассмотрел белое, как ствол березы, лицо парня. – Аль правда? – округлил он глаза, нос его, видимо, от волнения смешно задергался и побагровел.
В иное время Степка не удержался бы от смеха, видя это, но сейчас ему было не до веселья.
– Истинная, как перед Хосподом! – сказал он и, чтобы Гурьян не сомневался, трижды перекрестился.
– Сказывай как на духу, каков он? – Куракин присел и тревожно посмотрел в бегающие глаза Степки.
– Сам с аршин, бел как лунь и бородища до колен самых. – Степка выпалил все это на одном дыхании и боязливо покосился в сторону леса, словно страшась быть услышанным тем, о ком говорил. – Зенки зелены, как трава, и прямо сквозь прожигают.
– Да ну?!
Нос Гурьяна побагровел еще больше, что указывало об еще большем волнении, охватившем его.