Слово авторитета
Шрифт:
— Возраст покойного двадцать восемь лет… правая рука согнута в локтевом суставе… голова слегка запрокинута назад… глаза полуоткрыты. — Федорчук настолько вошел в сценический образ, что не сразу заметил вошедшего полковника. — Справа у виска округлое отверстие…
Девушка напоминала примерную студентку старших курсов и быстро, опасаясь пропустить хотя бы слово, записывала сказанное. Когда она поднимала голову, то в ее глазах было столько обожания, сколько можно встретить только у пятикурсницы, безнадежно влюбленной в сердцееда-профессора.
Не
Заметив наконец полковника, Федорчук смущенно умолк и незаметно стрельнул глазами в сторону застывшей в ожидании девушки. Похоже, он был не очень доволен, что охмурение молодой особы будет происходить в приема.
— Так что тут у вас?
— Труп, товарищ полковник, — мелко отомстил Федорчук.
— А ты, я вижу, остряк, — хмыкнул Геннадий Васильевич.
Труп был распластан на полу: одна нога согнута, другая прямая, руки разбросаны. Такое впечатление, что покойник куда-то торопился, да вот на мгновение прервал свой бег. Еще секунда-другая, и он, собравшись с силами, вновь устремится в никуда.
Полковник обошел убитого. У головы натекла небольшая кровавая лужица.
На самый краешек уже кто-то слегка наступил, оставив узенький след.
Выстрел в голову. В висок. Такое чувство, что оба вохровца специально подставляли головы под пули убийцы. А ведь это два молодых мужчины, физически хорошо развитые, с неплохой реакцией. И никаких следов сопротивления.
— Какие ваши соображения? — посмотрел полковник на Малышева.
Майор поднялся.
— Я думаю, что выстрел был произведен очень неожиданно для охранника.
Убийца или был в комнате, или незаметно подкрался. Очевидно, покойный в это время смотрел какой-то фильм и был очень увлечен, — показал Малышев взглядом на старенький телевизор, стоящий в самом углу комнаты, — и просто не слышал шагов.
— Странно получается, два выстрела — и оба смертельны, и что любопытно, никаких следов борьбы. А ведь ребятки-то были не слабые, — покачал головой Геннадий Васильевич. — Я ведь о них уже справлялся. До этого оба они служили в милиции и были не на самом плохом счету… Что-то здесь не вяжется.
Вот как бывает, пошел человек на службу, чтобы отбарабанить самые заурядные двадцать четыре часа. Наверняка был полон планов, думал о том, как великолепно проведет следующие трое суток. И даже предположить не мог, что костлявая уже занесла над ним косу и приладилась поудобнее, чтобы опустить заточенную сталь со всего размаха, на самое темечко.
— Что-нибудь обнаружили? — повернулся полковник к эксперту.
На лице Федорчука отразилось замешательство, он явно тяготился присутствием старшего по званию.
— Нашли гильзу. Стреляли из обреза. Причем с очень близкого расстояния.
С какого именно, сказать пока трудно, думаю, с метра… может быть, с полутора.
Смерть наступила мгновенно. В коридоре следы от обуви, немного песка,
Полковник посмотрел на диван. Совсем старенький, сейчас таких и не делают. Наверняка крепко послужил не одной паре влюбленных. И вот, выработав положенный ресурс, отправился на покой к вохровцам. Не исключено, что охрана до сих пор использует его по назначению.
Геннадий Васильевич невольно задержал взгляд на туфлях девушки. Они были ярко-красного цвета. Он невольно поймал себя на мысли, что этот цвет очень подходил к ее вороным волосам. И вообще, девушка смотрелась на диване очень кстати.
— А где пострадавший-то?
— Он в соседней комнате, товарищ полковник, — выступил вперед Абрамов.
И, уже сочувствуя пострадавшему, добавил:
— Его всего колотит, такое пережить не дай бог кому! На валерьянку он крепко подсел, флакон за флаконом глушит.
— Ладно, пойдем к нему, — развернулся полковник и краем глаза заметил на лицах присутствующих явное облегчение. Что поделаешь, он и сам был таким и не очень-то жаловал собственное начальство.
Помещение, где обнаружился пострадавший, было совсем крохотным, но вполне достаточным для того, чтобы поставить шкаф для одежды, небольшой квадратный столик и табурет. У окна на затертой лавке, сколоченной на скорую руку, сидел мужчина лет шестидесяти. Полный, с отвислыми щеками, под глазами огромные синяки, на лбу и бровях запекшаяся кровь.
За столом, опершись локтями, сидел опер и привычно, безо всяких интонаций, учинял допрос:
— Значит, вы говорите, что не видели, как они вошли?
— Не видел, — мужчина болезненно поморщился, было видно, что каждое слово ему дается не без труда, — я в это время зашел в каптерку.
— А что вы там хотели? — беспристрастно спросил опер. — разве положено во время охраны расхаживать по кoмнатам?
Крылов знал опера. Он был из районного отдела. Уд немолодой, лет сорока пяти, тот был отменным профессионалом и так въедался в дело, что своей цепкостью напоминал клеща. Странно было другое — почему он до сих пор ходил в майорах.
Мужичонка был слегка смущен.
— Ну, как вам сказать… Ведомство-то у нас не совсем военное… А тут шутка сказать — снайперские винтовки. Здесь все гражданские и дисциплины-то особой нет. Вот я и пошел из каптерки кофейку взять. А то ночь-то длинная, ко сну клонит. А тут с этой отравой как-то повеселее будет.
— И что же это получается, вы кофе гоняете, а в это время у вас оружие тащат.
— Ну это не совсем так. — Мужчина выглядел обиженным. — При оружии у нас всегда кто-то остается. И в этой комнате мы находимся по очереди. Попасть в нее тоже не просто, сначала нужно войти в здание, а оно всегда закрыто. В него мы никого не пускаем, разве только своих. Потом нужно пройти через весь первый этаж, подняться по лестнице на второй. Здесь и находится помещение для хранения оружия.