Слово дворянина
Шрифт:
А далее что?
Дальше надо бы написать про то, как он по наводке заявился на квартиру ювелира Осипа Карловича, дабы допросить его, да не смог, по причине того, что «поставщик двора Его Императорского Величества» дал дворнику Махмудке «катеньку», дабы тот пристукнул Мишеля да, завернув его в ковер, поволок к Москве-реке, дабы утопить. Что тот и сделал бы, и лишь потому не осуществил своих злодейских намерений, что его самого прибили ночные грабители.
Но ежели написать про это, то придется написать про то, как он догнал Осипа Карловича и изъял бывшие при нем драгоценности. И как при всем при том познакомился
А сообщив про то, надобно упомянуть о своем участии в боях в Москве и расстреле юнкерами батальона солдат пред воротами Арсенала. И про то, что в Арсенале — куда ему указывали — никаких сокровищ не сыскалось.
Всего-то не написать. Да и не надобно всего-то...
И Мишель изложил лишь факты.
Что по поручению Предреввоенсовета Троцкого вел поиск пропавших драгоценностей дома Романовых. Что благодаря случаю на Сухаревской толкучке словил фартового, сбывавшего драгоценности, кои были похищены у убитого ювелира Густава Фридбаха. Да через него вышел на известного громилу Федьку Сыча, у которого при аресте были изъяты принадлежавшие Романовым драгоценности в количестве восьми изделий, сданных позже по описи.
А боле писать было нечего, так как ниточка на том оборвалась... Все, кто мог хоть что-то знать о судьбе царских сокровищ, ныне стали недостижимы — Густава Фридбаха, ювелира, от коего те драгоценности пошли, со всем его семейством прибил душегуб Федька по кличке Сыч. А чего тот ему перед смертью сказал — то не известно, так как Федьку, который собирался порезать Христофоровича, шарахнул по темечку засланный на Хитровку под видом фартового Митяй. Да так от души — что тот тут же и преставился! Ювелир Осип Карлович, что мог что-то знать, ныне где-нибудь за границей хоронится. Комендант Кремля, коему надлежало принять груз, исчез в неизвестном направлении — да и принял ли его? Солдат и офицеров, перевозивших ящики в Кремль, разметало войной да, верно, всех поубивало.
Вот и все...
Да и из бывших его работников, что царские сокровища искали, никого уже не осталось. Сашка — того Федька на Сухаревской толкучке зарезал, Митяй, Лек-сей Шмаков и остальные — все в Красную Армию подались с беляками воевать. Старый сыщик Валериан Христофорович в милицию пристроился, дабы учить молодую поросль азам криминалистики.
Один Мишель остался, да и то раненый.
Вот и все — сокровища царские, за вычетом малой части, не нашлись, людей, кои ими промышляли, — всех повыбило да поразбросало.
На чем можно ставить жирную точку...
Мишель макнул перо в чернила, снова, чертыхнувшись, обтер его тряпицей, дабы снять сор, вновь макнул — да поставил под своим рапортом точку!
Поставил точку да пошел сдавать выданный ему Троцким мандат и наган. Да только как пришел — тут же и нарвался на скандал!
— Что же это вы, товарищ?! — грозно спросил какой-то матрос в распахнутом бушлате, тельнике и с «маузером» на боку. — Вам советская власть поручила, можно сказать, ответственное дело, а вы тут, будто какой вредоносный элемент, саботаж разводите? Нехорошо выходит!
— Я
— Ну и что, что ранены?.. Ведь не убиты? — резонно возразил тот. — Ныне ранами никого не удивить! Теперь каждый, кто не убит — тот али ранен, али в тифу, али с голодухи попух! Здоровых еще поискать!.. Так что вы, товарищ, оружием, вверенным вам революцией, зазря не разбрасывайтесь, а берегите для грядущих классовых битв!
— А что же вы мне прикажете теперь делать? — спросил, использовав привычный, как теперь говорят — старорежимный, словесный оборот, Мишель.
Но матрос его не понял, вернее, понял буквально.
— Я вам, товарищ, приказывать не могу! Вам мандат товарищ Троцкий подписывал — вот к нему вы теперь и ступайте, может, он вас куда-нибудь пристроит.
Слово это — «пристроит» — Мишелю не понравилось. Будто он о месте хлопочет да о пайке... Вот уж нет — никогда никого и ни о чем не просил и впредь не намерен!.. Но мандат, верно, нужно было кому-то сдать. И оружие тоже. Мишель пошел было к Троцкому. Но пробиться к нему оказалось не так-то просто. Новые правители уже успели обрасти вкруг себя чиновниками, которые перегораживали своими телами ход в высокие кабинеты.
— По какому вопросу товарищ? Ежели относительно формировки частей, то это в семнадцатый кабинет к товарищу Смургису, а ежели у вас претензии по снабжению, то вам в совпродтылобеспечение.
— Нет, мне лично к Троцкому.
— Троцкий, товарищ... Как вас, простите?..
— Фирфанцев.
— Так вот, товарищ Фирфанцев, Троцкий теперь очень занят принятием важных государственных решений.
И ведь не пустили бы, кабы Мишель не догадался мандат им сунуть, где черным по белому было написано что: «Сей мандат выдан товарищу Фирфанцеву Мишелю Алексеевичу в том, что он назначен Реввоенсоветом для исполнения возложенной на него особой миссии...» И что: «Неисполнение его распоряжений, равно как скрытый саботаж, будут приравнены к контрреволюционной деятельности и преследоваться по всей строгости революционной законности, вплоть до исключительной меры социального воздействия».
И подпись:
«Предреввоенсовета Л. Д. Троцкий».
А что это за особая миссия, про то в мандате ни слова! Может, он снабжением всей Красной Армии заведует, а может, шьет товарищу Троцкому новый костюм, что еще и хуже. Теперь не разберешься — после греха не оберешься.
— Как о вас доложить?
— Фирфанцев. Мишель Фирфанцев... Если он сразу не вспомнит, вы ему скажите, что мы с ним вместе в Крестах сидели.
Странный господин.
Но Троцкий его вспомнил. Не соседа по камере, а то поручение, которое дал ему!
— Ну что — сыскали царские сокровища? — с порога спросил он.
— Никак нет, — покачал головой Мишель.
И коротко, но внятно доложил результаты проведенного им расследования. Коих на самом деле не было...
Троцкий его долго не слушал и вопросов не задавал, может, потому, что в дверь к нему ломились другие посетители. Пора революционного романтизма прошла, теперь недавние бунтари, получившие в управление шестую часть мира, еле успевали разгребать дела.
— Вот что, ступайте-ка вы к Сталину — есть у нас такой веселый грузин, — сказал Троцкий, быстро нацарапав записку. — Скажите ему, пусть он вас куда-нибудь пристроит.