Слово джентльмена

Энок Сюзанна

– Доукинс, – Джорджиана тяжело опустилась на стоявшую у стены кушетку, – я была бы очень благодарна, если бы вы принесли мне стакан лимонада.

– Тебе плохо? – озабоченно спросила подругу Люсинда.

– Нет, со мной все в порядке.

– Тогда подожди нас здесь несколько минут. Когда мы были в саду, я заметила плесень на лепестках некоторых роз – ее надо срочно удалить, ведь эти цветы такие нежные и могут пострадать! Я хотела бы…

– Ничего, иди и не волнуйся за меня.

Роберту ужасно захотелось еще раз поцеловать Люсинду, и он невольно пошел за ней.

Поцеловать и, проникнув со спины ладонями под тонкую материю весеннего платья, почувствовать гладкую, нежную кожу и теплоту ее тела – вот что ему сейчас было нужно.

На улице Люсинда остановилась и посмотрела в глаза Роберту:

– Я солгала!

– Знаю.

– Неужели?

– Я осмотрел розы и никакой плесени на лепестках не обнаружил.

Лицо Люсинды потемнело.

– Тем не менее вы последовали сюда за мной.

– Я подумал, что вы хотите мне что-то сказать.

Люсинда глубоко вздохнула.

– Да. Я действительно должна вам кое-что сообщить.

– Что же именно?

– После нашего разговора я зашла в кабинет отца и пролистала несколько тетрадей генерала. Мне было известно, что в его записках содержится упоминание о Шато-Паньон. Но там не оказалось каких-либо подробностей. После вашего рассказа я решила выяснить все до конца.

– Забудьте о том, что я вам сказал. Право, это не имеет никакого значения.

– Но почему тогда вы там оказались? Этот замок был сильно укреплен, но отнюдь не в стратегических целях, и ваше пребывание там не было случайным…

Роберт знал, что этот разговор непременно должен был когда-нибудь состояться, но если бы его допрашивал кто-то другой, он просто повернулся бы и ушел. С Люсиндой же он был готов говорить даже на эту, хотя и очень тяжелую для него, тему. Кроме того, их встреча и откровенный разговор как бы сокращали расстояние между ним и всем остальным миром…

– Я был заключенным, – с усилием выдавил из себя Роберт.

– Заклю… – начала было Люсинда, но тут же замолчала.

– Да, заключенным! Замок тогда превратили в тюрьму, в которую меня и бросили. Но это не имеет никакого значения для нашей с вами договоренности, так что вы можете рассказать мне о том, каким представляете себе свой третий урок. Мне нужно будет время, чтобы к нему подготовиться.

– Не уходите от разговора! – воскликнула Люсинда. – Я хочу знать все о Шато-Паньон и о том, почему вы туда попали.

Роберт сжал губы и отрицательно покачал головой:

– Нет, мы будем обсуждать только предстоящий урок!

– Вам когда-нибудь говорили о том, что вы до невозможности упрямы?

– Говорили, и что?

– Роберт, я… – Люсинда запнулась и попыталась отвернуться, но быстро справилась с собой и снова посмотрела ему в глаза: – Я пришла сюда, чтобы узнать о вас как можно больше.

– И зачем вам это надо?

– Надо, поверьте.

В глазах Люсинды Роберт читал неумолимо растущее подозрение. Разумеется, он чересчур упрямо не желал с ней разговаривать, но и ее скрытность казалась ему в высшей степени непонятной.

– Разве произошло что-то особенное? – спросил он. – Или Джеффри протестует против того,

чтобы вы терпели меня?

– Ради Бога, не надо говорить о терпимости или нетерпимости! – запротестовала Люсинда. – И вообще, давайте поговорим о Джеффри позже!

Роберт понял, что она чем-то встревожена.

– Люсинда! Вы можете сказать мне, что угодно!

Впервые он назвал ее по имени, и Люсинде понравилось, как это имя прозвучало.

– Ведь мы друзья! – мягко сказала она. – Но если вы не желаете откровенно говорить со мной, то почему я должна быть честной и откровенной с вами?

Их взгляды на мгновение встретились и сразу же разбежались в разные стороны.

– Что вы хотите знать? – грубо спросил Роберт.

Боль и нежелание говорить так явственно прозвучали в его голосе, что Люсинда задумалась, стоит ли продолжать допрос. Она отложила бы этот разговор сразу же, если бы не слова отца о важности деталей, связанных с замком на Пиренеях. И все же было очевидно, что продолжать разговор здесь, на улице, перед парадным крыльцом дома Джорджианы, вряд ли целесообразно.

– Может, вернемся в дом? – предложила Люсинда.

– Не знаю, смогу ли я много вам сообщить. – Роберт пожал плечами. – Кроме того, я хотел бы еще побыть на свежем воздухе.

– Что ж, тогда мы еще чуть-чуть погуляем!

– Где?

– Да просто обойдем пару раз вокруг квартала. Идет?

– Идет.

Люсинда взяла Роберта под руку, и они медленно пошли вдоль длинного здания из белого кирпича. Роберт шел спокойно: как видно, боль в его колене утихла; однако само наличие этой раны позволяло Люсинде прижиматься к Роберту, якобы для того, чтобы поддерживать его.

Несколько минут оба шли молча, и Люсинда в конце концов поняла, что должна первой начать разговор. Она все оттягивала этот момент, поскольку опасалась причинить Роберту боль какой-нибудь неосторожной фразой, но ей было крайне важно узнать о нем как можно больше, и наконец она решилась:

– Листая тетради отца, я обнаружила три главные причины, почему он опустил кое-какие детали. Первая заключалась в том, что военная кампания развивалась до того стремительно, что Баррету просто не хватило времени, чтобы написать обо всем. Вторая причина в том, что каждое сражение или военное столкновение стоило больших потерь с обеих сторон и писать об этом было очень тяжело. А в-третьих, генерал просто не касался тех или иных конкретных деталей по соображениям безопасности и сохранения военной тайны на случай, если его тетради попадут в руки противника.

– Также те или иные детали не попали в тетради, поскольку генерал не посчитал их сколько-нибудь значительными, – добавил Роберт.

– Да, вы, наверное, правы! Более того, генерал Баррет с самого начала своей работы над записками старался отмести все постороннее.

Они снова замолчали, продолжая кружить вокруг квартала. Наконец Роберт нарушил молчание:

– Вы ведь хорошо относитесь к генералу Баррету, не так ли?

– Да, я очень люблю отца. Он никогда не третировал меня и всегда уважал как женщину. А еще он дал мне превосходное образование…