Слово и дело. Книга 1. «Царица престрашного зраку»
Шрифт:
– Русские, – сказал король, – ленивы и медлительны.
– Хороший механик, – подхватил Флери, – способен оценить достоинства машины, даже когда она находится в состоянии покоя. А сейчас чудовищная машина России начинает двигаться.
– Она развалится на ходу… Флери, чего вы от меня хотите?
– Я хочу разумности в политике, ваше величество.
– Время разума не наступило. Когда мне говорят о России, я руководствуюсь лишь чувством…
– Брезгливые чувства вашего величества могу расшевелить напоминаньем не вполне уместным… Позволено ли будет?
– Да!
– Несчастная цесаревна
Людовик XV задумался:
– Ваш трюк забавен, но… погодите, кардинал! Сейчас Россия устремляется против нашего друга – Турции. Сначала мы проследим издалека, чем закончится эта возня. Если русские станут побеждать, тогда – да, я согласен. Но я свято верю в другое: турки замучают армии Миниха в тех необозримых степях, где от жары мозг у людей закипает в черепе, как деревенская похлебка в медном котле.
А человек, который был нужен кардиналу Флери для связи с Россией, находился рядом…
Это был Сенька Нарышкин – бывший придворный развеселого двора цесаревны Елизаветы Петровны.
Покинув родину, он нашел прибежище в Париже.
Сенька был не просто беглец от ужасов лихого царствования Анны Иоанновны – это был политэмигрант!
В его душе зарождалась месть…
Он замышлял страшные планы: как вовлечь Францию в борьбу против иноземного засилия в России?
Во сне ему виделась Елизавета – с короной на голове.
Нарышкин уже приметил дорогу, по какой Флери ездил в Версаль, и ему часто хотелось вспрыгнуть на подножку кареты, чтобы сказать всесильному кардиналу:
«Ваша эминенция, вмешайтесь в дела русские… Что вам стоит потратить несколько кошельков золота? Поверьте, это для Франции неубыточно! Зато Франция сыщет на востоке друга верного – Россию… Кровавой Анне на престоле российском не быть – быть на престоле кроткой сердцем Елизавете!»
Летопись вторая
Бахчисарай
Покрыты тенью бунчуков
И долы, и холмы сии…
Глава первая
Народ татарский в покое быть никогда не желают для своего обыкновенного облову (т. е. для взятия пленных. – В. П.) и корысти, и желают всегда войны и кровопролития, отчего оне, яко хищники, полнятся и богатеют…
На костях стоит великая Русь, на костях стоит – издревле, нерушимо, многострадально. Копни ее заступом возле Пскова иль Ладоги – оскалится череп предка нашего в ухмылке извечной. Вскрой курган за Воронежем иль у Чигирина – рассыплется скелет, цепями повитый; блеснет из праха серьга девичья, никого не радуя. Москву вокруг изрой
И – мечи.
И – шлемы.
И – стрелы.
И – топоры…
Чуток сон старой Руси. Тихо дремлют дебри замшелые, над синим болотом выпь плачет. А по берегам речек присели к земле погосты дедовские, и плывет в небе (над крестами церквей ветхих) красная одичалая лунища…
Какой же век сейчас на Руси? Все равно – какой.
Так было во времена Мамая, так будет и ныне – в веке осьмнадцатом, в веке Вольтера и Ломоносова.
Сколько ни подливай в шербет виноградного хмеля, все равно татарин невесел, пока не заполучит пленного ясыря. Нет набега на Русь – и сразу нищает мир мусульманства. Опытные дипломаты отписывают ко своим дворам из Константинополя: «Скоро опять предстоит набег на Русь, ибо в Великой Порте не стало нянек и кормилиц для детей сераля…» От набега до набега живет татарин лишь памятью о прошлом разбое. Вот когда было веселье! Тучами гнали рабов из Руси – и крепких мужчин, и красивых девушек, и русых мальчиков. Тогда-то татарин пять лет подряд валялся на вшивых кошмах, ничего не делая, обогащенный. А теперь откинь полог юрты и увидишь своих жен, что пекут тощие просяные лепешки, дети играют арканами, которыми еще недавно батовали ясырей, словно скотину… Плохо татарину без грабежа! Совсем погибает татарин!
Но вот приходит корабль из Турции, выносят с него кафтан и саблю – в подарок хану крымскому от султана турецкого. А сие означает: поход! – и татарин уже в седле. Четыре лошади его скачут ноздря в ноздрю – только успевай с усталой на свежую перескакивать. Высоко (аж до самого подбородка) вздернуты колени татарина. Овчинный тулупчик (до пупа только – короток) вывернут на татарине шерстью наружу. Шапка острая торчит высоким колом. Весь он скрючился. Визжит от восторга… Вот таким, именно таким знала его Русь! И еще этот запах – острый запах нечистого тела, лошадиной мочи и прокисшего сала бараньего. О, как ненавистно это зловонье чистоплотной и опрятной Московии!
Неслышно летят по Руси татарские лохматые кони. Без возгласа проносится черная туча всадников, и несть числа им («аки песок»). Тихо спит в гуще лесов русский народ, еще не ведая, что он обречен. А вокруг уже разложены татарами костры – в огненном кольце пробуждаются люди. Татары хватают всех подряд, без разбора, они режут каждого, кто защищает себя. Выводят скот, жгут дома, тащат добро. Гонят свиней в овины и с четырех сторон поджигают их, чтобы ни одна свинья не спаслась от гибели. Люди не успели опомниться, как – связанные и полуголые – они уже гонимы навстречу рабству.
Выгоняют их прочь из Руси – быстро, безжалостно. Кто бы ни отстал – старик или младенец, – убивают тут же. Татары спешат на просторы родных степей, прочь из мрачных лесов Московии. А в степи дают отдых коням, начинают делить добычу. И тут же сквернят женщин на глазах мужей и детей; свершают обряд обрезания над мальчиками; рвут из рук в руки девочек, которых можно продать для гаремов; вспарывают – на виду у всех – животы ясырей, и, вывалив теплые кишки в тазы, татары пальцами ковыряются в парных внутренностях, чтобы по изгибам кишок людских предугадать свою дикую татарскую судьбу…