Слово и дело. Книга 2. «Мои любезные конфиденты»
Шрифт:
– Кейт не выдержит. Там и железо согнется.
– Кейт не выдержит, так солдаты его не согнутся…
Миних качнулся в седле, его длинные, как кинжалы, шпоры испанского образца вонзились коню в бока, жестоко раня животное.
– Вперед! – велел он своей пышной свите.
Кавалькада всадников, блещущая бронзой и сталью, парчой и золотом, неслась за Минихом, вся в пыльной бестолочи сражения. Дым несло от Очакова, застилало море и даль степную.
– Ах! – вскрикнул юный паж, кулем слетая с лошади.
Свита пронеслась
Войска под командой Румянцева и Карла Бирена продвинулись до глясиса, и Миних вдруг сказал Манштейну:
– Лети опять до Кейта – пусть входит в город…
Потеряв много крови, бледнее смерти, Кейт отвечал:
– Смешно! Если моих солдат решил убить фельдмаршал, то мог бы расстрелять нас и без штурма… В какой вступать мне город? Вон стены высятся, будто в Иерихоне, а как я заберусь на них? Когда меня вперед послали, мне дали хоть одну лестницу?
– Но таков приказ, – отвечал Манштейн…
Огонь между тем бушевал над Очаковом, треск пожаров был слышен уже издалека. Войска сходились ближе к глясису, полки змеились среди садов. В окружении Миниха возникло замешательство. Все чаще падали под пулями офицеры конвоя. Под принцем Антоном Брауншвейгским раненая лошадь жалобно заржала, подломясь в ногах передних.
Австрийские атташе бросились к Миниху:
– Поберегите принца! От жизни его высочества зависит судьба престола российского… Нельзя же так рисковать.
– Но я не звал принца скакать за мною следом…
Однако стрельба турок была столь губительна, что Миних тоже завернул обратно. А на прощание он крикнул Румянцеву:
– Город, слава богу, горит. Вы продолжайте натиск…
Войска кругами сходились вокруг крепости. Со стороны лиманов, прямо по мелководьям моря, вздымая тучи брызг, проскакала конница казачья. Наконец солдаты вышли ко рву и тут встали.
– Ров непреодолим, – доложили Миниху.
– Но стоять там, где стоят, – велел фельдмаршал упрямо. – Коли уж до рва добрались, то ретирады не будет…
Вот когда начался ад! Атакующие сбились в кучу под стенами крепости – ни вперед, ни назад. Турки, ожесточась, засыпали их бомбами и пулями. Однако солдаты русские не отступили. Они ждали, что генералы разберутся в обстановке и все поправится. Им казалось, что возникла заминка, – не больше!
Но генералы были бессильны против упрямства Миниха.
Прошел один час – под бомбами армия еще ждала.
Минул час второй – продолжали стоять, умирая…
Бессмысленная смерть: стой и жди, когда в тебя прицелятся и поразят без помехи. Из горящего Очакова несло смрадом и горячим вихрем, в котором кружились крупные искры и головешки. Плечи храбрецов осыпало раскаленным пеплом.
Миниха навестил фон Беренклу:
– Я вам говорил, что ваших солдат перебьют, как собак…
На третьем часу бесцельной выдержки, убедясь, что их послали на верную смерть и бросили, русские побежали. Сразу же распахнулись ворота
– Мы погибли… о боже! – закричал Миних в отчаянии.
В ярости он засадил свою шпагу в землю до самого эфеса. Рвал на себе кафтан, хрипел, выл. Потом фельдмаршал рухнул наземь и покатился в низину большим чурбаном. Воя, он грыз землю.
– Где честь и слава мои? Великий боже, ты меня покинул!
Теперь уже все понимали, что Миних погубил армию.
К нему подошел с распятием суровый Мартенс:
– На тебя смотрят люди… встань!
Он поднялся, почти безумный начал искать виноватых:
– Кейта ко мне! Подлец, он сорвал мне штурм…
Перед ним предстал измученный ранами Кейт.
– Ты почему стоишь здесь живым? – орал на него Миних. – Только ты один виноват в том, что солдаты бегут…
Жаркий ветер, рванувшись от Очакова, сорвал парик с головы шотландца, и заплескались космы его седых волос. Кейт положил ярко-красную ладонь на вычурный эфес боевой сабли.
– Фельдмаршал! – отвечал Кейт с угрозой в голосе. – Можете говорить что угодно, но прошу вас помнить, что я нахожусь при оружии и чести еще не потерял…
Миних горько рыдал, грызя костяшки пальцев.
– Все пропало… все и навсегда! – бормотал он жалко.
И вдруг…
Могучий порыв горячего вихря швырнул Кейта прямо на Миниха.
Фельдмаршал упал, сшибая на своем пути пастора.
Мартенс опрокинул стол в шатре, звончато билась посуда.
А с высоты, закрывая всех своим шелестящим куполом, рухнул на людей прогоревший шатер… Что случилось?
Именно сейчас, когда казалось, что все потеряно, случилось то, чего никто не ожидал. В крепости Очакова от пожара взорвались гигантские запасы порохов. Из-под обломков шатра Миних выпутывался с восторженной бранью, упоенно рыча:
– Виктория! Мы победили…Урра-а!
Этим взрывом разом убило 6000 турок в крепости (запасы пороха были в Очакове велики). А сколько неприятеля покалечило – того неизвестно. Над тем местом, где рвануло до небес боевые магазины, теперь нависло черное облако. От массы порохов, сгоревших в единое мгновение, сразу стало нечем дышать.
– Манштейн! Трубу мне… быстро.
Миних через оптику увидел, как турки поспешно снимают со стен Очакова бунчуки, сдергивают с пик головы казненных христиан, бросая их в ров, наполненный телами. Потом заревели с фасов варварские трубы, прося русских не стрелять. На вертлявой кобыле с отстрелянными ушами выскочил из цитадели баши-чаус, посланный от сераскира. В парламентера никто не выстрелил, и баши-чаус, тираня кобылу нагайкой, проскакал среди русских воинов до самого шатра Миниха. Максим Бобриков устало выслушал его и повернулся к фельдмаршалу: