Слово Императора
Шрифт:
Он тихо выразительно хмыкнул в ответ, но промолчал. В это время мои ладони двинулись в обратный путь по спине мужа, от лопаток вниз, на талию, и дальше на бёдра и ягодицы. А я проложила дорожку из лёгких поцелуев до ложбинки между ключицами, слизнула задержавшуюся там каплю воды и мельком отметила, что в какой-то момент душ выключился. Мужчина запрокинул голову, подставляя под поцелуи горло, и я послушно двинулась в указанном направлении.
— Я так до губ не дотянусь, — тихо проговорила я, и Руамар ощутимо вздрогнул; кажется, от самого звука моего голоса, ставшего
— Что? — переспросил оборотень.
— Я так до губ не дотянусь, — повторила я. — Поцелуй меня.
Он наклонил голову, одарив меня очень странным внимательным взглядом, но просьбу выполнять не спешил. Видимо, решил предоставить мне возможность действовать самой и в этом вопросе.
Порадовавшись собственному росту, — была бы не такой высокой, пришлось бы подпрыгивать, или вообще табуретку искать, — я приподнялась на носочках, самостоятельно дотягиваясь до мужчины. Прихватила губами нижнюю губу, потом верхнюю, провела языком; реакции не последовало, но и отстраняться он не спешил. Продолжая свои эксперименты, я пыталась вытрясти из пребывающей в блаженной расслабленности памяти хоть какую-нибудь информацию.
Кажется, была у оборотней какая-то заморочка, связанная с поцелуями… Может, подобное вообще в их культуре отсутствовало? Тогда могло получиться довольно забавно, потому что мои познания в данной области тоже носили исключительно теоретический характер.
Впрочем, додумать эту мысль я не успела, потому что в следующий момент выдержка мужчине изменила, и я всё-таки оказалась вжата его телом в ближайшую стену. И на поцелуй он ответил с жаром, даже придержал ладонью мой затылок, чтобы не пыталась сбежать, так что размышления о культурных различиях очень быстро выветрились из головы.
Да и прочие мысли надолго не задержались, когда Руамар подхватил меня под бёдра, приподнимая, а я обвила ногами его талию. Осталось только древнее как сама жизнь желание, и было совершенно неважно, кто мы такие, где мы находимся и насколько хорошо друг друга знаем. Главное, мы подходили друг другу как два соседних осколка чего-то большого и целого, — каждым изгибом тела, каждым сиюминутным стремлением, каждым вздохом и стоном, — а остальное просто не имело смысла.
Утро для меня началось… поздно. Часов под рукой не было, но по ощущениям — где-то к полудню. Впрочем, принимая во внимания события вечера и ночи, хорошо, что проснулась при свете дня!
При воспоминании об этих событиях по телу прокатилась волна жара и рассыпалась на ворох мелких ощущений и отголосков вчерашнего безумия. Приятного безумия, честно говоря. Не знаю, стоило благодарить кровь Первопредка или просто самого Руамара, но я никогда не испытывала ничего и близко похожего, и не знала, с чем всё это можно сравнить.
Потянувшись под одеялом, ощутила лёгкую ломоту в мышцах и мягкую сыто-ленивую тяжесть во всём теле. Впрочем, эти ощущения тоже были приятными. Разве что вставать категорически не хотелось, но на это свершение меня подвиг пример мужа: его в кровати сейчас не было. И я даже сумела вспомнить, когда именно он ушёл, потому что перед этим
Но совесть совестью, а спешить и собираться по армейской привычке в кратчайшие сроки я сознательно не стала. Сначала некоторое время с удовольствием понежилась в кровати, потом, медленно и лениво потягиваясь, встала и неспешно проследовала в ванную комнату, где под контрастным душем окончательно проснулась.
А вот потом начались странности. Потому что собственную одежду на том месте, где я её оставила, я не нашла. Рассудив, что здесь кто-то успел прибраться, завернулась в полотенце и отправилась в гардеробную.
— Ваше Величество, добрый день! — радостно поприветствовала меня Уру, нашедшаяся в гостиной. — А я вот взяла на себя смелость распорядиться насчёт завтрака.
— Спасибо, Уру, — очень искренне поблагодарила я, потому что при мысли о еде живот буквально свело от предвкушения. — Сейчас только, оденусь, — сообщила, шагнув в гардеробную. Камеристка тенью проследовала за мной со странно-виноватым видом. причина которого, впрочем, открылась очень быстро. — Уру, а где моя одежда? — растерянно уточнила я.
— Простите, Ваше Величество, но Владыка распорядился убрать.
— Вот же… Владыка, — тяжело вздохнула я, а девушка поспешно начала оправдываться.
— Простите! Не сердитесь, он очень разозлится, если я ослушаюсь, и если вы ослушаетесь, и если…
— Да не тараторь, — я поморщилась. Мог ведь просто попросить! Ну, или высказать в своей обычной манере нечто вроде «женщина, чтобы я на тебе этих тряпок больше не видел!» Зачем было решать вопрос подобным образом? Ожидал истерики, и не хотел тратить время на скандал? — Не может же он совсем всё понимать, правда? — пробормотала себе под нос и вздохнула. — Ладно, и что Владыка велел мне надеть? Или на сей счёт распоряжений не поступало?
— Поступало, — видя мою покладистость и отсутствие намерения ругаться из-за одежды, Уру заметно повеселела и представила мне одеяние. Причём на лице девушки в тот момент, когда она взяла в руки ворох тряпок насыщенного тёмно-изумрудного цвета с благородным тёмным золотом отделки, отразилось отчётливое благоговение. — Вот, буквально только что принесли.
— Хм, — я удивлённо вскинула брови. То есть, того, что здесь уже было разложено, ему показалось мало? — Ладно, давай, помогай, я сама с этим чудом враждебной техники не справлюсь. Интересно, к местной одежде он тоже решил приучать меня постепенно?
— Ваше Величество? — растерянно уточнила рушка, сноровисто упаковывая меня в одеяние.
— Я имею в виду цвет. Не сразу что-то ослепительно-радужное, а нечто вполне приличное.
— Это цвет Владыки, Ваше Величество.
— В смысле?
— Тёмно-зелёный — цвет Владыки, — повторила она. Но, видя моё недоумение, объяснила подробнее. — Чёрный, синий и зелёный — цвета Руша. Чёрный — цвет военных, синий — цвет служащих, а зелёный — цвет императорской семьи, причём тёмный оттенок считается цветом лично Владыки.