«Слово о полку Игореве»: Взгляд лингвиста
Шрифт:
3) предполагаемый фальсификатор не располагал грамматическими описаниями, которые позволили бы ему правильно построить все словоформы двойственного числа, использованные в СПИ; на основе имевшихся в его время грамматик он получил бы, в частности, в 1-м лице двойств. ошибочное есма (добавим к указаниям Исаченко: или есва), тогда как в действительности в СПИ выступает правильное есв?;
4) не мог он и непосредственно извлечь все эти словоформы из опубликованных к его времени летописей и других древних памятников: большинства этих словоформ там нет; следовательно, какие-то из них он непременно должен был строить сам.
К этому разбору ныне можно добавить следующие детали.
В нарушение классических древнерусских норм в СПИ все словоформы И. дв. средн. имеют окончание – а (а не – ?/– и): два солнца (103) ; ваю храбрая сердца въ жестоцемъ харалуз? скована, а въ буести закалена (113) . В традиционных памятниках такие формы появляются лишь начиная с 3-й четверти XIII
Другое обстоятельство, заслуживающее особого внимания, состоит в том, что в некоторых пассажах СПИ формы двойственного числа (ниже даны жирным шрифтом) перемежаются формами множественного (ниже подчеркнуты), например: О моя сыновчя Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цв?лити, а себ? славы искати. Нъ нечестно одол?сте, нечестно бо кровь поганую пролiясте (112) . И далее в том же обращении к Игорю и Всеволоду: Нъ рекосте: «Myжаим?ся сами, преднюю славу сами похитимъ, а заднюю ся сами под?лимъ!» (116) . Исаченко основной причиной считает здесь начавшееся уже в XII в. расшатывание категории двойственного числа.
Однако такое объяснение не согласуется с нынешними знаниями о статусе двойственного числа в древнерусском языке XII в. (см. ИГДРЯ 2001). В действительности множественное число могло появляться в ранних текстах вместо ожидаемого двойственного прежде всего потому, что автор не всегда имеет в виду только строго своих двух адресатов: он может мыслить их вместе со всеми, кого они возглавляют (дружиной, домочадцами и т. п.). При этом переход от одной авторской позиции к другой может совершаться очень легко. Примеры этого рода отчетливо обнаруживаются в берестяных грамотах; ср. в грамоте № 644 (1-я пол. XII в., письмо Нежки к брату Завиду, с упоминанием второго брата – Нежаты): а не сестра ? вамо, оже тако д?лаете, не исправит‹е› ми ничето же (множ. число в местоимении вамо и в глаголах показывает, что Нежка имеет в виду и еще каких-то членов семьи или домочадцев); в грамоте № 603 (2-я пол. XII в., письмо к Гречину и Мирославу): вы ведаета, оже ? т?же не добыле; т?жа ваша (словоформа ваша подразумевает участие еще каких-то лиц, кроме двух адресатов).
Далее, следует отметить императив 1-го лица множ. мyжаим?ся. Исаченко допускает (как и некоторые другие комментаторы), что это испорченное 1-е лицо двойств. мужаи‹в›?ся. С нашей точки зрения, однако, для такого исправления текста СПИ нет достаточных оснований и в нем нет необходимости. Во-первых, во фразе Myжаим?ся сами, преднюю славу сами похитимъ, а заднюю ся сами под?лимъ! не одна только эта словоформа, а все предикаты стоят во множ. числе, и это прекрасно согласуется с тем, что исполниться мужества и добыть воинскую славу должны не только два князя, но и все их воины. Во-вторых, при мyжаим?ся (как и при последующих предикатах) стоит слово сами (множ. число); это значит, что нельзя предполагать здесь замену при переписке всего лишь одной буквы в предполагаемом первоначальном мyжаив?ся, – речь может идти только о переводе всей фразы из двойственного числа в множественное. В-третьих, словоформа мyжаим?ся находит прямую аналогию в не проливаиме кръви (Синодальный список НПЛ, [1137] {5} ) и еще раз а кръви не проливаиме ([1216]; в Комиссионном списке не проливаимя). Что же касается записи глагольного окончания как м? (вместо – ме), то она не может здесь быть препятствием, поскольку переписчик СПИ явно имел некоторую склонность к замене – е на конце слова на -?: ср. звательные формы земл? (наряду с земле), Всеволод? (наряду с Всеволоде), Осмомысл?, в?тр?, И. мн. ратаев? (ср. дятлове), аористы выс?д?, утръп? (вместо выс?де, утръпе); фонетического различия между е и ? в данной позиции у него явно не было, а букву ? он, по-видимому, воспринимал как более престижную.
5
Здесь и далее при цитировании летописей в квадратных скобках указывается год, к которому относится цитата.
Этот конкретный пример не отменяет, конечно, того обстоятельства, что ошибки при переписке были возможны. В поздних списках с древних сочинений
Поэтому было бы почти невероятно, чтобы переписчик СПИ решительно нигде не ошибся в копировании древних форм двойственного числа. И действительно, некоторое число таких ошибок (впрочем, небольшое) в СПИ имеется. Так, почти наверное переписчику принадлежит множ. число в тiи бо два (88) и отецъ ихъ (88) вместо двойств. та бо два, отецъ ею; вероятно, так же следует интерпретировать лебедиными крылы (76) (вместо лебединыма крылома) и васъ (133) (вместо ваю). К числу других погрешностей при копировании форм двойств. числа следует отнести убуди (88) вместо убудиста (вероятно, не без влияния трех других убуди в предшествующих частях текста) и съ нимъ (103) вместо съ нима; возможно, еще подасть (103) (ср. также ниже о вероятной вставке слова два в тiи бо два храбрая Святъславлича).
Для любой из этих ошибок можно указать аналоги в рукописях XV–XVI веков. Ср., например: а т? два брата Ахматова (Уваровская летопись XV в., л. 199), где т? – форма множеств. числа; I
Таким образом, картина употребления двойственного числа в СПИ соответствует реальному узусу XI–XII веков и реальному облику поздних списков даже в большей степени, чем полагал А. В. Исаченко.
Следует также особо отметить, что в СПИ имеется целый ряд примеров употребления двойственного числа без числительного для предметов, не обладающих природной парностью: ту ся брата разлучиста (71) ; уже соколома крильца прип?шали (102) ; молодая м?сяца (103) ; о моя сыновчя (112) ; ваю храбрая сердца (113) ; вступита, господина… (129) ; своя бръзая комоня (191) . В истории русского языка этот тип употребления двойственного числа имен исчезает раньше всех прочих. В позднедревнерусский период употребление числительного в таких сочетаниях становится практически обязательным. Заметим, что несколько примеров с числительным есть и в СПИ: тiи бо два храбрая Святъславлича (88) ; се бо два сокола сл?т?ста (102) ; два солнца пом?ркоста (103) ; оба багряная столпа погасоста (103) . Но в последних трех примерах числительное (два или оба) несет и некоторую собственную функцию, помимо дублирования двойственного числа в существительном, чем и оправдывается его присутствие. Лишь один пример: тiи бо два храбрая Святъславлича – составляет в этом смысле исключение и выглядит как позднедревнерусский: раннедревнерусская норма требовала бы здесь просто та бо храбрая Святъславлича. Но в этой фразе уже есть заведомая неправильность в виде тiи вместо та (ср. выше), и можно полагать, что вся ее начальная часть на каком-то этапе подверглась искажению (а именно, «модернизации»).
Можно отметить в СПИ и такой необычный случай употребления двойственного числа, как форма рекоста во фразе рекоста бо братъ брату: «се мое, а то мое же» (77) , где выбор числа сказуемого определяется непосредственно смыслом, а не формальным согласованием со стоящим в единственном числе подлежащим (братъ). Возможно ли было такое в древнерусском? Не ошибка ли это позднего сочинителя? Оказывается, не ошибка. Вот подлинная древнерусская фраза точно такой же структуры: а В?чеславъ къ Из?славу начаста ладитис? 'а Вячеслав и Изяслав начали договариваться друг с другом' (Ипат. [1150], л. 145).