Слово Оберона
Шрифт:
— Получается, это было самоубийство? Выходит, давая обещания принцессам, вы заранее знали, что принцев для них не найдётся? Ведь вы даже не пытаетесь бороться! Думаете, Королевство вам скажет спасибо, если вы умрёте и бросите его? Ради чего? Зачем?
— Не кричи.
— Почему, — я заставила себя понизить голос, — почему вы могли позвать меня в дорогу, прекрасно зная, что это опасно для жизни… А я не знала тогда, как посох в руках держать! Вообще ничего не понимала! Тогда мною можно было рисковать? А теперь нельзя?
— Тогда
Он по-прежнему смотрел очень холодно. Как будто перед ним по комнате бегало странное, докучливое, не очень уместное животное. Я сжала кулаки — так что ногти врезались в ладони:
— Я вас принимаю за мудрого государя. Который знает, что его шкура — это шкура его страны. Она не только ваша! Что будет с Королевством, если вы умрёте так…
Я запнулась. Мне было страшно говорить то, что я собиралась сказать.
— Так глупо? — Оберон поднял брови. — Ну говори…
— Так паскудно, — выговорила я. — Нарушив клятву… нарушив эту идиотскую клятву. Что станет с тонким миром? Со всем этим вашим волшебством? Неужели всем будет всё равно? И Королевству?
— Понятно, — его голос не дрогнул. — Ну-ка иди отсюда.
— Как?
— Иди. Ступай!
Я закусила губу, повернулась на каблуках… Я хотела бежать и разыскивать Гарольда. Я готова была выскочить на площадь, влезть на какую-нибудь бочку и заорать оттуда благим матом: люди! Ваш король сошёл с ума! Идите и скажите ему кто-нибудь, что нельзя смиряться, нельзя терять времени, надо рисковать, пусть кто-то идёт за эту дурацкую Ведьмину Печать, да хоть я пойду…
Стоило мне сделать один только шаг — как мир вокруг перевернулся.
Я сидела на скамеечке возле маленького грязного пруда. Утки переваливались с лапы на лапу, требовали хлеба. А у меня в рюкзаке завалялся недоеденный бутерброд…
По дорожке катилась, погрохатывая колёсами, пластмассовая гусеница. Гуляющие мама с малышом брели вдоль озера обратно; как и раньше — как всегда, — я вернулась в свой мир именно в тот момент, из которого исчезла.
Только Гарольда рядом не было.
< image l:href="#"/>Меня вышвырнули!
Оберон меня прогнал. «Я просто верну тебя в твой мир — навсегда». Вот и вернул!
Я опустила лицо в ладони. Такого отчаяния — и такой обиды — мне очень давно не доводилось переживать.
— Ленка… Ты чего?
Проклятый Макс. Следил он, что ли, за нами?
— Ленка… Да что случилось? Из-за… того, да? Из-за того хмыря!
— Сам ты хмырь… Уходи.
У Макса, конечно, гордости немного, но кое-какая всё же есть. Через минуту я снова была одна — только утки нахально требовали еды да грохотала в отдалении пластмассовая гусеница.
Я вытащила остатки бутерброда.
Жаль, что пруд в нашем парке махонький, грязный и мелкий. Будь он чуть побольше и поглубже — ухнула бы туда с головой — и привет. Одна мысль о том, что надо теперь идти домой и завтра будет новый день, а потом ещё, и целая вереница дней, а Оберон, которого я любила и за которого сражалась, просто вышвырнул меня из Королевства… Одна такая мысль может кого угодно вывернуть наизнанку.
Утки наелись и ушли.
Солнце опускалось всё ниже. Стало прохладно. Я застегнула куртку, надвинула на лоб капюшон. Скоро совсем стемнеет. Мама, наверное, уже вернулась домой с малыми. Увидела, что меня нет, и ругается. Говорит отчиму, что я неизвестно где гуляю и отбилась от рук. А если не приду к девяти — она с ума сойдёт от беспокойства…
У меня есть телефонная карточка. Можно пойти на остановку и позвонить.
А потом что? Возвращаться и сидеть на скамейке до утра? Мало ли кто в этом парке ночует…
Идти домой? Тошно, если честно. Никого не хочется видеть.
А может, и не было ничего? Не приходил ко мне Гарольд, не уводил в Королевство? Скоро май, а там лето, каникулы…
Загорелись фонари над прудом. В полутьме не было видно пластмассовых стаканчиков, плавающих у берега, и разбитых бутылок в зарослях камыша. Огни красиво отражались в воде — можно было представить, что пруд чистый, и берег чистый, и вообще ничего плохого в жизни не произошло…
На поверхность пруда упала тень. Двое парней шли в глубь парка от автобусной остановки — двое почти взрослых, неряшливых, каких-то странных парней. Я поднялась со скамейки — что мне, ждать, когда они подойдут поближе?
— Эй, малая!
Я глянула направо, налево… Почти совсем стемнело. И кругом, как назло, ни души. Будь я магом дороги с боевым посохом в руках — испугалась бы хоть на минуту.
Но я была просто девчонкой и потому быстро-быстро пошла по аллее прочь.
Парни заржали. Может, они смеялись каким-то своим разговорам, но мне-то ясно было, что хохочут надо мной. И прибавили шагу не случайно — гонятся. А дорожка ведёт в тупик… То есть ведёт она к детскому аттракциону «Автодром», но он по будням не работает.
Я шла всё быстрее, пока не побежала. Рюкзак тяжело подпрыгивал на плече. Мимо проносились кусты, деревья, скамейки. Это было как страшный сон какого-нибудь зайца — он бежит, спасая жизнь, а за ним собаки…
За спиной хохотали уже как-то с повизгиванием. Ноги у парней были куда длиннее моих.
Я чуть не налетела на железные ворота — второй выход из парка. Ворота всегда закрыты. Висячий замок намертво проржавел. Направо — стена «Автодрома». Налево — склон, колючие кусты, внизу ещё одно озеро…