Слово Оберона
Шрифт:
Купол изнутри был полый, чем выше, тем темнее. На внутренней его стороне нарисованы были звёзды, и в высоте носились, вспыхивая, искорки-светлячки.
— Наши гости поражены великолепием храма, — прозвучал под этим куполом необычайно громкий, будто по радио, голос. Откликнулось эхо; мы с Гарольдом стояли, как на арене цирка, на пятачке мозаичного пола, а перед нами возвышались полукругом пять огромных кресел. На каждом восседала женщина: в сравнении с креслами все они казались маленькими. Разодетые в пух и прах, красивые, самодовольные, они глазели
И это те самые принцессы-невесты, которых я когда-то защищала? Которых мы везли в караване почти как груз? Те самые «высочества», которые в присутствии Оберона стеснялись поднять глаза?
— Приветствуем сестёр-хранительниц, — сухо сказал Гарольд, изображая поклон. — Мы к вам по делу.
— Неужели? — удивилась та, что сидела в центре. Её голос усиливался каким-то приспособлением и разносился по залу, как мелодичный грохот. Я прищурилась: на спинке среднего кресла имелась золотая табличка с надписью «Филумена».
Ах, вот оно что. Вот кто у них заправляет.
— Какая скука, — сказала Филуменина соседка справа, рыжая, как апельсин. Её голос, тоже громкий, оказался ещё и хрипловатым. На спинке кресла я прочитала: «Алисия».
— А что это за малявку ты нам привёл? — спросила толстячка, занимавшая крайнее правое кресло. Я зыркнула в её сторону: «Ортензия». Как она располнела за шесть лет! Была ведь тоненькая, как травинка, а теперь… Толстые щёки, толстые пальцы, зад едва в кресле умещается. А туда же — «малявка»!
Я выждала секунду — и откинула капюшон. Конечно, они моментально меня узнали. Одна только Филумена догадалась притвориться, что задумалась и вспоминает: прочие раскололись сразу же. Алисия выпучила удивлённо глаза, Ортензия сказала «Ох», та, что сидела крайняя слева — Розина, — захлопала в ладоши. И только девушка, чьё кресло помещалось между Филумениным и Розининым — Стелла, — просто улыбнулась.
— Лена! — выкрикнула Розина. — Маг дороги! Откуда?
— От верблюда, — сказала я степенно. Мне уже было совершенно ясно, что разговора в этом зале не получится. Стоишь тут, как мышь перед динозаврами, поди-ка заставь себя слушать!
Принцессы изучали меня, переглядываясь, перемигиваясь, точь-в-точь как противные десятиклассницы.
— Ты мало изменилась, — Филумена прищурила чёрные, обрамлённые пушистыми ресницами глазищи. — В вашем мире все такие маленькие?
Ну вот. Нашла слабое место и бьёт, и лупит!
— В нашем мире, — сказала я холодно, — прошло всего лишь четыре месяца. Так что пока вы тут думаете о седых волосах, я ещё седьмой класс, к сожалению, не успела закончить.
Они снова переглянулись.
— Мы вовсе не думаем о седых волосах, — сказала толстая Ортензия, нервно поправив светлый локон на виске. В своём голубом платье она была похожа на необъятное облако.
— Мы думаем о принцах, — сказала
Стелла, её соседка, молчала. Она была единственной, кто пока не проронил ни звука.
— Принцессы, — я прокашлялась. Голос мой звучал не очень-то внушительно, но в этом зале и тихие звуки усиливались и поднимались под купол. — Я пришла к вам с важным и неотложным делом. Речь идёт о вашей жизни или смерти, поэтому давайте-ка побеседуем, как старые знакомые. Без всего этого, — я обвела рукой вокруг, — цирка.
Розина перестала улыбаться и испуганно затрясла бабочкой. Стелла и Ортензия быстро взглянули на Филумену. Рыжая Алисия рассеянно подтянула кружевную перчатку, изумрудную с золотом, в тон потрясающе красивому зелёному платью.
— Гарольд, — невозмутимо проговорила Филумена. — Поясни бывшему магу дороги, что за время, пока мы не виделись, в государстве произошли кое-какие изменения. Сёстры-хранительницы сами выбирают, где и как принимать гостей и принимать ли вообще. Вас прислал король?
— Да, — сказала я быстро, не давая Гарольду возможности ответить. — Шесть лет — долгий срок. Но за последние сутки в Королевстве произошли ещё кое-какие изменения. И вы о них пока не знаете, хотя касаются они прежде всего вас!
Толстая Ортензия колыхнулась в кресле, как студень. Рыжая Алисия откинулась на спинку, придав лицу утомлённо-загадочное выражение. Стелла нервно сцепила пальцы, Розина икнула.
— И ребёнок из другого мира явился, чтобы нас просветить? — холодно спросила Филумена.
Я задержала дыхание.
Когда мы шли по неоткрытым землям, я была не «ребёнок». Я убивала сосунов, корнями пьющих человеческие соки, я держала своды подземного тоннеля, я освобождала принцесс из-под завалов песка. И теперь они смеют так со мной разговаривать!
Я выдохнула, снова набрала полные лёгкие воздуха и оттолкнулась ногами от мозаичного пола. Если у меня не выйдет, если я разучилась или плохо сосредоточилась — получится смешной прыжок на месте, тогда уже точно пиши пропало…
Я зависла в воздухе над самым полом. Моё тело раздумывало: то ли опуститься обратно, то ли подниматься выше?
В этот момент я встретилась взглядом с Филуменой. Она глядела на меня, как на обезьянку в футбольных трусах.
Ну погоди.
Надувшись как шар, я поднялась ещё на несколько метров. Гарольд смотрел на меня с тревогой. Со свистом выдохнув, я зависла почти под куполом — вровень с лицами сидящих на тронах принцесс. Ощущение было такое, будто впервые после долгого зимнего перерыва сел на вихляющийся чужой велосипед, где и сиденье слишком высокое, и педали неудобные, и руль немножечко свернут в сторону, а ты всё равно едешь, удерживаешь равновесие и весело думаешь: а как тормозить?