Слово шамана (Змеи крови)

Прозоров Александр Дмитриевич

— Простите меня, любимый хан, — почтительно поклонился, прижав руку к груди, калги-султан. — Я возьму Ширинские тысячи из Карасубазара, и лично уничтожу подлых неверных, потревоживших наших доблестных воинов.

— А тебе хватит Ширинских тысяч, Фатиз-бей?

— Еще пять тысяч есть у этого глупца Салиха, любимый шах. И три тысячи я оставлял для охраны самого обоза. Мы втопчем русских в грязь!

Калги-султан с силой потянул поводья, поворачивая коня и помчался вслед за гонцом. Туда же устремилась и сотня телохранителей бея.

Сахыб-Гирей спешился, остановился,

задумчиво поглаживая по морде своего скакуна.

Нет, он, как и всякий воин, вполне мог обойтись без шатра, ковров, серебряной посуды и даже наложниц — девок всегда достанет в любом походе. Но воевать без запасных копий, щитов, стрел, кузен, наконец? Без обоза способна воевать полусотня, сотня. Может быть, отряд в пять сотен. Но когда в поход отправляется тысяча, она уже нуждается в дополнительных припасах. При таком числе воинов обязательно потребуется кому-то починить доспех или оружие, кому-то заменить сломанное в сшибке копье. А уж стрелы… При любой серьезной стычке воины выпускают по паре сотен в день каждый! Воевать два-три месяца без припасов, без повозок, на которых можно будет потом вывозить добычу. Без места, куда можно складывать каркасы шатров, войлочные накидки и ковры…

Хан отпустил коню подпругу и, хлопнув по шее, отпустил гулять.

— Фатхи, Муса, Мирим-мурза, разбивайте лагерь. Мы не двинемся дальше, пока не получим известий от калги-султана.

Никаких известий до самой темноты не пришло, а потому утром Сахыб-Гирей приказал подниматься в седла и возвращаться к броду через Миус.

До реки передовые тысячи добрались к полудню. Калги-султан сам подбежал к ханскому коню, придержал стремя, пока Гирей спускался на землю, низко поклонился:

— Мы добиваем неверных, любимый хан. Скоро все они будут мертвы.

Издалека доносились гулкие пищальные выстрелы, временами сливающиеся в непрерывный гул, и хан сразу вспомнил Оку. Реку невероятной ширины с ледяной водой, себя в тяжелой кольчуге и грохот русских пищалей, посылающих смерть в спины скинутым в воду пришельцам. Он невольно передернул плечами, а по телу, несмотря на летнюю жару, побежали ледяные мурашки.

— Так добей же их, Фатах-бей!

Хан закинул руки за спину и медленно побрел к ближайшему взгорку. Там, не дожидаясь, пока нукеры принесут коврик, он скинул халат на траву, опустился на колени и долго молился, призывая Аллаха в помощь отважным воинам, что отчаянно сражались сейчас с неверными. Однако грохот у реки не умолкал, и Сахыб-Гирей просто уселся на холме, глядя на запад, и прихлебывая разведенное речной водой толченое просо, поднесенное ему кем-то из нукеров вместо обычной еды.

Фатих-бей не появлялся — а потому хан понимал, что происходит что-то не то, и перед глазами снова и снова вставал призрак Оки. Далекий берег, насквозь промокший ледяной халат, тяжелый доспех и спасительная грива коня, увлекающего его вперед. За спиной грохочут пищали, и нукеры, плывущие слева и справа, один за другим скрываются под водой.

Сахыб-Гирея ничуть не удивило, что переправившись следующим полуднем через реку, он увидев сотни трупов, перегораживающих

русло подобно плотине, но не обнаружил своего обоза. Калги-султан, боясь показываться на глаза своему господину, ушел в погоню с передовыми сотнями, и даже прислал гонца сообщить, что неверные измотаны и их осталось совсем мало.

Похоже, Фатих-бей начисто забыл, что в свое время, до достопамятного обского купания, крымский хан десятки раз ходил в набеги и способен прекрасно разобраться в происходящем.

— Мирим-мурза, разбивайте лагерь, мы не пойдем вслед за калги-султаном.

— Здесь, любимый хан?

— Нет, поднимемся на пару верст выше по течению. Здесь слишком плохо пахнет.

— Простите, любимый хан, может быть, послать в помощь уважаемому Фатих-бею тысячи из Каламита? — осторожно предложил доверенный сотник, но Сахыб-Гирей отрицательно покачал головой:

— Ему не нужна помощь, Мирим-мурза. Будет лучше, если мы последуем заветам Аллаха и предадим земле тела наших павших единоверцев.

— А-а-а…

— Нет, Мирим-мурза, — снова покачал головой Гирей. — Фатих-бей ничего не сможет сделать. Он ведет битву третий день, а значит, у него уже кончились стрелы. Он может только пугать русских долгим преследованием. И то недолго, потому, что у него нет даже еды! Исполняй свой долг перед Аллахом, мой храбрый воин, и забудь про то, чего нам все равно не удастся увидеть.

Калги-султан вернулся с десятью тысячами смертельно усталых нукеров только на пятый день. Он преследовал уходящий обоз почти сто верст и несколько раз вступал в короткие, но яростные схватки, но в конце концов вынужден был признать поражение. Невозможно голыми руками сражаться с врагом, не жалеющим стрел, и выпускающим их по несколько сотен за раз, убивая и раня лошадей десятками и поражая многих воинов, рычащих из-за своего бессилия. К тому же, иногда стрельцы устраивали засады во встречных ериках или оврагах — и тогда счет пораженных свинцовой картечью шел уже на десятки.

— Вот и все, — кивнул хан, думая о том, что станет писать султану. — Придется возвращаться в Крым…

Однако никаких писем не понадобилось. Когда после десятидневного перехода злые и голодные тысячи вышли к Op-Копе, то они обнаружили там стройные прямоугольники многотысячного янычарского строя, перегораживающего дорогу на полуостров.

От строя, в сопровождении нескольких воинов, навстречу головному отряду выехал на ослепительно-белом жеребце богато одетый османский чиновник. Одновременно вдоль татарских тысяч помчалось еще два десятка нукеров в простых халатах и волчьих шапках.

— Слушайте, и не говорите, что вы не слышали, — негромко произнес чиновник.

— Слушайте, и не говорите, что вы не слышали — почти одновременно с ним заорали распределившиеся вдоль длинной походной колонны глашатаи.

— По повелению повелителя Великой Оттоманской империи, непобедимого и премудрого султана Селима, да продлит Аллах его годы, паша Сахыб-Гирей более не крымский хан! Фирманом величайшего из султанов крымским ханом объявляется храбрый воин, наследник рода Чингизова Девлет-Гирей!