Слово тролля. Дилогия
Шрифт:
Мы дружно выдохнули и разом шагнули за порог не то дверей, не то ворот.
Вот так мы и вторглись в их частную счастливую жизнь. Слева — Айдо, справа от него — МалЙавиэУиал-младший, а сзади я — гордо расправивши плечи и нагло наклонив голову… Ну, чтобы не зацепиться о притолоку.
Не знаю, как раньше выглядело здание изнутри, но ныне это был самый натуральный кабак. Та же длинная стойка, те же столы, непонятно по какой задумке расставленные по залу, те же пивные и винные лужи под ногами, густо перемешанные с остатками еды и кое-чем еще, и куча
И хоть бы кто-нибудь башку повернул!
Мы, постояв недолго, двинулись к стойке, по ходу невзначай расталкивая густо набившуюся толпу. Кое-как добравшись до места, Куп, звонко шлепнув ладонью по липкому дереву, попытался докричаться до стоящего рядом хозяина, о чем-то болтавшего с громадным парнем с цепью, в три ряда обмотанной на манер браслета вокруг левой руки.
Но сколько бы эльф ни надрывал горло, трактирщик и бровью не повел.
— Мож, врезать ему? — предложил я на ухо Айдо.
— Не поможет, — мотнул тот головой, — здесь надо что-то кардинальное.
— Правда? — по младости лет я еще не понимал некоторых слов. Но тут мне показалось, что я понял, о чем говорит бор-От.
Прищурив глаза, я начал пристально разглядывать местного раздавалу. Голова плешивая, с остатками волос по бокам. Длинный, плоский, как у вороны, нос. Правда, аж с целыми тремя горбами. Круглый, сразу переходящий в шею подбородок. На нижнем куске губы не то родинка, не то вечный чирей.
— Эй, ты, прыщ невыдавленный, поверни-ка сюда свою башку, когда к тебе обращаются добрые люди. Слышь? Кому говорю, схад гоблина!!!
Не знаю как на улице, а здесь меня услышали.
— Чего-чего? — прошамкал трактирщик. — К кому ты так обращаешься, сынок?
— К вам, милостивый… — якобы запнулся я и тут же проорал еще громче: — Хозяин прокисшего пива и протухшего вина и… — Здесь я поманил его к себе пальцем. Когда багровая потная рожа приблизилась ко мне, я от всей своей тролльей души шепнул ему на ушко: — Ты когда в последний раз зубы чистил, пожиратель жакхе?
Судя по всему остальному, Дырявый Мешок мог бы гордиться мной!
Нет, по большому счету я к нему ничего такого и не имел. Просто за несколько последних дней лично меня просто добило то, что таких, да и не таких, как я, в принципе, молча посылают в схад, а то и куда подальше. И делают это с таким выражением морды на лице, будто я пришел просить у них в долг, причем без энтих самых порцетови всякого срока выплаты. Кто именно это делает? То есть посылает? Отвечаю: всякие трактирщики, старички из дворца и вообще.
Достало!..
Так или иначе, этот мужичок из-за прилавка довольно лихо перемахнул через стойку и с ревом озабоченного бычка попытался вцепиться мне в горло.
Естественно, безуспешно! Кто ему сказал, что я буду просто стоять и ждать, пока этот придурок будет безнаказанно выжимать из меня жизнь?
Как только его липкие от пива пальчики оказались у самого моего горла, я, моментально ухватив
Вы знаете, где у меня плечо, а у обычного человечка голова? Правильно! Где-то рядом.
Трактирщик, не тратя лишних слов, упорхнул в надвигающуюся толпу. Вот после этого я и… запнулся… что ли? Нет, правда! Ну, отослал я хама восвояси, а дальше-то что?! Мужики… те… что вокруг, недобро хмурят брови и сжимают рукояти запоясных ножей. Айдо с Купом степенно так отступают к стойке, на ходу нащупывая свое железо.
Я не нашел ничего более умного, как, дружелюбно помахав ручкой смазливой подручной трактирщика, вежливо попросить у нее пивка.
Пока она туда-сюда суетилась, я нагло облокотился на стойку и, обведя оскалившийся народ глазами, нахально сплюнул им под ноги. Так делал дядюшка Берг, когда получал на пару со мной по кружке холодненького, дабы показать, что на халяву здесь больше никому не обломится и собутыльник нам пока не требуется.
Вот и я то же самое. В смысле хотел показать, что не стоит парням нарываться лишний раз, пока уши целы. Да вот только они не поняли. Совсем…
Первый же ближайший малый с помутневшими глазами и пеной на губах кинулся мне на грудь — не иначе как сердце мое вырвать.
Наученный горьким опытом, что с городскими дурачками, с сумасшедшими из солдафонов и другим взбешенным народом лучше не связываться, а раз связался — действуй! — я сделал шаг в сторону, заодно и отдавливая кому-то заднюю лапу. Между тем этот попрыгунчик со всего размаха рухнул грудью на стойку и, перевалившись через нее, скрылся с глаз долой под истошный вопль того, что с ногой.
Он орал так, что в правом ухе зазвенело, и только ради того, чтобы он заткнулся и не пугал народ своим непотребным воем, я сунул ему локтем меж глаз. Парень понимающе замолчал, невесть с чего разлегшись на грязном полу.
Мутно, но угрожающе блеснули многочисленные ножички.
Криво улыбнувшись в ответ, я мгновенно выхватил из-за пояса и голенища свое железо. Я так разумею, что именно его размеры и остепенили людишек. И я их прекрасно понимаю — один только стоул был выкован по моей руке и уступал размером разве что среднему людскому мечу.
Раздвинув народ в стороны, на меня вышел верзила с цепью на руке. Тот самый, что до заварушки беседовал с трактирщиком. Он встал за два шага от меня, не без неудовольствия рассматривая мою тушу.
— Я хотел бы узнать твое имя, — раскрыл пасть поединщик.
— А тебе оно надо? — вежливо осклабился я в ответ.
— Чтобы знать, как звали при жизни того, кто посмел нарушить покой нашего городка.
— Ты хочешь сказать, что эту забытую богами деревню, в которой нет места вежливости и учтивости, где забыли о законе гостеприимства, а потому всем глубоко наплевать на проезжающих путников, можно назвать городом? Прости, незнакомец, но сейчас мне крайне жалко, что я не спалил эту берлогу полтора года назад, когда был здесь проездом!