Слово живое и мертвое
Шрифт:
Автор пишет: вычурноесочетание стекла и металла (splendiferous), а переводчик воспринимает и передает это как splendid – великолепнаякомбинация…
В самом начале этой карьеры совсем по-разному предстает облик и характер героя в переводе: «Он не знал, как приступить к изложению своей просьбы», то есть он просто неискушен и застенчив, и в подлиннике: «Being still very dubious as to how one went about getting anything in life» – Он еще не слишком хорошо понимал, как надодействовать, когда хочешь в жизни чего-то добиться!
В одном из ключевых рассуждений переводчик изображал психологию героя так:
И так без конца.
Много было путаницы и ошибок помельче, самого разного свойства, но и это оказалось далеко не мелочью. « В волнении ломая пальцы» – а на самом деле с досадой щелкаетпальцами. « Без кровинки в лице» – а на самом деле куда спокойней: бледная. Незачем было таинственныеели называть мистическими…
По три, пять, десять таких словно бы мелких ошибок на страницу – это уже не пустяк, не просто огрехи стиля. Количество перешло в качество, от мелочейизменилось все: облик и психология главных и третьестепенных героев, настроение и пейзаж, мысль автора, его оценки, его отношение к событиям и поступкам. Несчетные «пустячки» придали не только раздумьям и разговорам людей, но и всему повествованию чрезмерную сентиментальность, истеричность, а местами нарушили самую обыкновенную логику.
Прокурор допрашивает убийцу. Вопрос: « Не обещала лиобвиняемому богатая светская девушка, в которую он был влюблен, выйти за него замуж в том случае, если он решится убитьдругую» – прежнюю свою возлюбленную, простую работницу?
Получается, что богатая светская девушка могла знатьо задуманном убийстве, могла одобрятьего, считать его условием будущего своего замужества, короче, что она – возможная соучастницапреступления. В книге ничего подобного нет, и прокурор спрашивает совсем иначе: Не потому лиобвиняемый решился убить работницу, что дочка богатого фабриканта пообещала выйти за него замуж?
Все это и многое, многое другое в конечном счете совершенно изменило весь тони смыслкниги – огромный роман в том давнем переводе оказался неузнаваем!
Нет, переводчик отвечает и перед автором, которого переводит, и перед читателем отнюдь не только за отдельное слово.
Настоящий переводчик сначала осмыслит и прочувствует всюкнигу. Это – не общие фразы, это – прямая практическая необходимость. Иначе не найдешь нужный тон, не подберешь нужные слова – и перевод окажется кривым зеркалом. Надо знать и понимать всетворчество автора, место, которое тот занимает в литературе своей страны, время, когда он писал, время и события, о которых написана книга (особенно если это классика или книга историческая)… надо очень, очень
И, уж конечно, надо проникнуться замыслом и настроением именно этойкниги, понять характеры этихгероев. Осмыслить и ощутить, чем живет и дышит, чем движим каждый из них, в каком ключе думает, чувствует, говорит и действует – в соответствии со своей эпохой, обществом, обстановкой, настроением. Только тогда для каждого из них, в каждом случае и повороте можно найти верные слова, верную интонацию, передать мысль, чувство и стиль – короче, передать то, чтосказал писатель, и то, какон это сказал. Ибо словом неверным, случайным очень легко смазать, а порой и вовсе исказить то, что хотел выразить автор.
Переводной рассказ. На фабрике взрыв, чудом уцелевшая девушка рассказывает матери о гибели своих подруг: « Разве приятнобыть на их месте?» Между тем тут единственно верная интонация: а вдруг бы(а если бы) я оказаласьна их месте?
А пока еще не известно, что дочь спаслась, о матери сказано: «Она была теперь все равно что вдова. Нелегкое положение».
Мягко говоря, странный выбор слов, фальшивая и развязная интонация. Не хватило такта, сказалась душевная глухота. Но, быть может, так бы не случилось, сумей переводчик понятьто, что переводит, вдуматьсяв смысл рассказа и в то, что представляют собой народ и литература страны, с которой он знакомит читателя.
Порой верность образу, характеру, настроению зависит от самых малых мелочей.
В повести о детском доме мальчишка, обозлившись, что приходится мыть пол, рывком погрузилтряпку в ведро. Редактор исправил было: «рывком начал погружать…» Не сразу удалось доказать ему, что так рывка не получится.
Перевод: женщина « быстро протягиваетруку» – тоже получается не быстро, а замедленно, тягуче. Тут вернее иное время, иная форма глагола: протянуларуку.
Человеку «хотелось положить голову на колени, на мягкие, ласковые колени и заплакать. Емухотелось, чтобы кто-то нежно утешил его. Но рядом с нимсидел (полицейский)». И ему, и с нимздесь лишние, зато нужно: хотелось положить голову на чьи-токолени! Ведь сперва думаешь, что в унынии человеку хочется опустить, спрятать голову в свои жеколени. И несколько удивляешься мягким ласковымколеням, пока из следующей фразы не поймешь, что он хотел уткнуться головой в колени утешителя.
Что видел, что представлял себе переводчик, когда описывал внешность и мимику людей такими словами: «…длинная и извилистая, очень гибкая и вместе с тем неподвижная щельрта»? Или: «…глаза ее лукаво скосились, и золотая искорка пробежала побахроме ресниц»? Так было напечатано в 30-х годах и так же в 50-х, и новый редактор тоже не всмотрелся в странный образ, не догадался, что у рта не щель, а на крайний случай разрез, а вернее круто изогнуты и плотно сомкнуты губы. И золотая искорка лукавого взгляда пробегает не снаружи побахроме ресниц, а может блеснуть только из-подресниц! Или уж сквозьресницы.