Сложный выбор
Шрифт:
Горы были рядом, осталось совсем немного. Зажмурившись, Светомира закусила губу, из груди рвались рыдания, отчаяние захлёстывало, прибавляя сил. Даже выбравшись на берег, она не могла еще долгое время подняться. Ногти царапали, раздирали кожу до крови, пальцы щипали, кулаки били, ладони растирали ноги, но все равно, вернуть ногам чувственность и гибкость не получалось.
В них словно жерди вставили. Слушаться они стали только у самого подножья горы,
Девушка свернула слишком заметный плащ, подвязала юбки, и подняла голову вверх. Прятаться сразу тут было бы глупо, надо хоть
Светомира старалась не смотреть вниз, и без того боязно было подниматься, да ставить ноги на выпирающие камни. Спрятаться бы уже где, да только все места больно уж приметные. Лезть выше не хотелось, да и выступ был более чем удобный. Рядом была к тому же и вода пресная, можно будет и попить, а чтоб не перебегать лишний раз, она возле нее и укроется, вон и камень рядом пригодный, да и солнце уже встало, согревая морозный воздух, некогда более место искать.
Бьющая, прямо из горы, вода разлеталась на множество брызг, делая все вокруг себя мокрым. Она громко шумела и устремлялась потоком вниз. Каждый шаг давался с трудом, нога то и дело намеревалась соскользнуть. Липкое, неприятное предчувствие наводило оцепенение.
Все произошло слишком быстро. Вот рука Светомиры придерживается за выступающую голую ветку, вот она ломается, остается у нее в сжатый пальцах, девушка успевает удивленно взглянуть на нее, в тот момент, когда вступает на слишком скользкий камень. Зачерпывая руками воздух, стараясь за него ухватиться, она падает вниз. Ее тело считает камни, старается остановиться перед обрывом, зацепиться хоть за что-нибудь, но ничего не выходит.
Последний вздох, и темнота, уносящая с собой всю боль. Девушка лежала на спине, хриплое дыхание тяжело вырывалось из ее груди, лицо побледнело, все краски ушли с него. Рядом с ней сыпались мелкие камни, которые были потревожены внезапным вторжением человека, падая на землю, они еще несколько раз отскакивали и только потом заканчивали свой путь.
Свет пробивался сквозь закрытые веки, пляшущими огоньками, они мельтешили из стороны в сторону, что-то мокрое коснулось ее лица, слегка похлопало по щекам. Сдавленный стон на выдохе окончательно привел Светомиру в чувство. Двигаться было больно, в глаза бил свет, мешая что-либо разглядеть. Происходящее вокруг мало волновало, вдруг все стало безразличным. Прежней жизни не будет никогда, а другой, где всю жизнь прятаться и убегать надобно – не хотелось.
– Убежать хотела, значит, - услышала она голос Данияра.
– А ты, выходит, убить меня хотел, - с усилием, произнесла девушка.
Глаза закрылись, тело напряглось в ожидании, мурашки забегали по коже. Сопротивляться, кричать, молить она не будет. Довольно с нее. Никогда с ее губ больше не сорвется никакая просьба. Пусть она уйдет в подземелье к нечистому, терпеть муки вечные, чем будет просить отпустить ее. Слова ведьмы безразличны всем, их не воспринимают, они не трогают, им не верят, лишь предсмертная агония, когда тело бьется, мечется от боли, радует.
Данияр опустился рядом с ней на корточки, провел ладонью по ее волосам. Спросил, сильно ли ей больно, сможет ли встать, и не получив ответа вздохнул тяжело, лег с ней рядом, взяв за руку.
– Светка, я даже не
– Данияр, я слышала все, убить ты меня хотел, ни к чему притворство, отбрось его. Либо оставь меня, либо добей, а мараться не хочешь, Есиславу позови.
Слова пронзили, прошлись едкой желчью по горлу, оставив едкий привкус во рту. Не принимало сердце то, что он рядом с ведьмой находится, и не должен речам ее верить, да помочь хотеть. Не видел он перед собой пристанище тьмы, а лишь девушку, сломленную, утратившую жажду к жизни, готовую смерть принять от его рук.
– Таить не стану, да скрывать сторону неприглядную. Убивать не хотел, да и не смог бы. Думал, сделать так, чтоб воспользоваться тьмой не могла. Ты, небось, услышала, что он сказал, чтоб не губил тебя… - Данияр замолчал, сжал ладонь Светомиры, тяжело ему давалось признание. – Хотел уста твои речи лишить, чтоб не могла нашептать дурного. Сразу не сообразил, что есть для этого средство верное, отшельник подсказал.
Мужчина привстал на локте, заглядывая в лицо девушке. Та лежала с закрытыми глазами, только плотно сжатые губы, слегка подрагивали, выдавая ее боль.
– Я немного обруч переделал, будет он не на шее, а под одеждой надежно скрыт. Только ты о нем знать будешь.
– Как псину на цепь решил посадить, - прошептала Светомира.
Данияр оторопел, провел по лицу ладонью, оттягивая кожу, надавил пальцами на глаза, так что темные круги заплясали. Хотел ответить ей, да не стал. Достал у себя из-под рубахи обруч металлический, тканью обмотанный, раскрыл его. Посмотрел на Светку, которая так и лежала без движения, провел рукой по ее волосам.
– Встать то можешь? – спросил он.
– Надо будет, встану, - безразлично произнесла девушка.
А самой так хотелось на шею к мужчине броситься, чтоб он опроверг слова свои жесткие, молить его, чтоб поверил ей, доверился, чтоб обнял как прежде, к губам ее прикоснулся, успокоил ее, ладой своей назвал. Сглотнув горечь во рту, она задержала дыхание, чтоб не выдать себя ничем. Не будет уже как прежде, никогда не будет. Всегда она будет помнить, что покалечить он ее хотел, да и сейчас, не приласкает, не скажет, что справятся, позабудут невзгоды все, заживут вместе. Ударить бы его как следует, оставить отметину свою на лице его, чтоб всю жизнь о ней помнил.
Он же спрашивал ее о том, где болит, будто позабыв, что сам, совсем недавно, хотел пустить ее кровь. Еще говорил про обруч, да так, будто разрешение спрашивал ей под юбки заглянуть, словно и не было у них тех объятий жарких, да поцелуев страстных. Не было бы так больно, дернула бы ногой, хорошенько пнув его. Когда его руки все же приподняли подол, Данияр прикоснулся к ее обнаженной коже, сжал своей ладонью колени.
– Ты уверена, что шевелиться можешь?
Светомира ничего не ответила. Не будь она ядом отравлена, не являлась бы носителем гнили пагубной, сказала бы, что ног не чувствует, посетовала на то, что пальцами пошевелить не может. Обратиться к целителю, что к смерти себя приговорить, ведь разденет, метку увидит.