Случай из жизни государства (Эксперт)
Шрифт:
Через час все уже были в сборе. Манилов, недовольный тем, что ему не удалось поучаствовать ни в одной "нейтрализации", был мрачен: роль порученца и исполнителя явно не подходила ему. Он считал, что вполне можно было сладить и с Зубковым и всеми прочими без помощи Насоса и Штукубаксова. Он, кстати, знал Насоса - вместе проходили практику в Крыму близ Севастополя, в расположении полка морской пехоты.
Мастер, напротив, был доволен: он исполнил все, как полагается, нигде не прокололся. Разве что черномазый этот слинял куда-то? но это не прокол, это отход, помои... Хотя, конечно, отставному
Вася выдернул винчестеры из всех компьютеров и бросил их в сумку. На одном из них была та самая база данных, за которой решил поохотиться Зубков, и которую искал теперь, по предположению Скворцова, Чабан-Щебрянский.
– Что ж, - сказал Скворцов.
– Остается сделать два хода; первый ход делим деньги. Нас четверо, денег - семьсот пятьдесят две тысячи шестьсот двадцать долларов США. Поровну не делим, это коммунизм, а коммунизм - это разврат. Следовательно, мне причитается триста, а остальные делим на три по сто пятьдесят на брата...
– А две шестьсот двадцать в остатке?
– напомнил Шумский.
– Предлагаю отдать их Мастеру на опохмелку, - сказал Андрей Витальевич.
– Вон как у него ручонки-то трясутся, глянь...
У Бабанова и вправду тряслись руки - будто он тренировался, собираясь стать барабанщиком. И вообще ему было нехорошо, хотелось выпить, и даже не просто выпить, а напиться до выпадения в иные измерения, и очнуться снова в том же состоянии - с трясущимися руками и свинцово-бамбуковой головой. Он как-то раз не пил целый год - и весь год был прибит тоской по утреннему похмелью, как будто его, протрезвив, лишили родины или любви.
Скворцов открыл сейф.
ДЕНЬ БАНКИРА СЕВРЮКА
Помещение, в которое втолкнул Вадима Анатольевича Севрюка пахнущий самогоном, одеколоном и рыбой малорослый милиционер, было намного больше багажника автомобиля. Справа от двери зияло "очко" с чугунными выступами в форме ступней, над ним торчала труба с медным краном, а прямо у стены было деревянное лежбище, во всю ширину, вроде раздвинутой тахты. Царил полумрак, подсвечиваемый тусклой зарешеченной лампой над дверью.
Милиционер, прежде чем закрыть дверь камеры, скуки ради отвесил банкиру пинка - так, что Севрюк, не удержавшись на месте, полетел на лежбище и там ткнул пальцами в чье-то тело.
Дверь захлопнулась, лязгнули засовы.
– Ты чё, волчара, вальтанутый, а?
– сказал дребезжащий, почти старческий голос.
Тело поднялось, и костистый кулак ударил Севрюка по зубам. Банкир отскочил.
– Я-то при чем, это мусор толкается!
– Мусор? Так бы и сказал, извини...
Глаза Вадима Анатольевича понемногу стали привыкать к полумраку, и он разглядел собеседника. Это и вправду был старик, такой кащей, как будто всю жизнь питался лебедой и отрубями.
– Дед Матрос, - сказал он и протянул руку, ту самую, которая только что соприкоснулась с лицом Вадима Анатольевича.
– Севрюк, - тоже представился банкир, пожимая твердую, словно вобла, ладонь.
– Нормальное погонялово, - одобрил Дед
– Первая. Впрочем, нет, год условно давали... давно, ещё в техникуме.
– Условно не в счет. Ладно, ложись, набазаримся еще... Пиджак сыми - и под голову.
Севрюк заполз на лежбище, снял пиджак и улегся на спину. Ядовито-зеленый потолок был в каких-то разводах, выпуклостях и трещинах. Тишина то накатывалась мозговым гулом, то разрежалась отдаленным матом. Можно было спокойно, если получится, оценить обстановку, прокрутить обратно пленочку происшедшего.
...Когда открылся багажник, и на Севрюка посмотрел омоновец в каске, то, возникнув в глубине подсознания и выйдя наружу, пронеслась по всему телу волна-цунами: спасен!
– А это что за мумия?
– сказал омоновец.
– Из музея сп....ли?
Дружно загоготало все подразделение. Их было восемь человек, все как на подбор, широколицые, раздувающиеся от мышц, от энергии, с автоматами АК-74.
– В Склиф везем родственника, - честно ответил Клоп.
– В багажнике?
– омоновец вгляделся в Клопа.
– А ты не в розыске, земляк, а? Что-то рыльник твой знакомый...
– Да Клоп я... то есть Миша я, Круглов, центровой... А в багажнике трясет меньше, командир, и спокойнее. Да и в салоне места нет. Слышь, вот, на, возьми. Нам ехать надо.
Появилась мощная рука Клопа с пачкой долларовых купюр.
Гоготанье братьев по оружию стихло. Омоновец спокойно взял пачку, осмотрел её внимательно и сказал:
– Еще половинку такой, раз; этот, из багажника, пусть сам в Склиф идет - ноги целы, два; а если не раз-два, тогда марш всей кодлой в автобус со шторками - вон стоит, три. Нет - стреляю, это четыре. Лады?
– Слышь, командир, ну, давай ещё одну такую целую, и мы его сами довезем...
Омоновец посмотрел в багажник, на Севрюка, у которого кричали, вопили и рыдали глаза.
– Ты чё, не понял?
– сказал он Клопу.
– Борзой, да? Короче, вынимайте, разбинтовывайте - и по домам, в люлю! И половинку такой вот, - помахал он пачкой, - пришли сюда махом.
Клоп не стал напрягать командира, больше ничего не сказал, наклонился над багажником и стал отклеивать от Севрюка скотч.
Как только ноги и руки стали свободны, Вадим Анатольевич Севрюк, председатель правления Дум-банка, вылетел из багажника, словно обрел, пока ехал, крылья. И побежал то ли под бандитский, то ли под милицейский свист в рассветную мглу - не оглядываясь и не различая дороги. Лишь когда вылетел на Ленинградское шоссе, то остановился и, заметив подъезжающий к остановке автобус, сделал последний рывок и прыгнул в салон.
Автобус оказался экспрессом и без остановок пыхтел до метро "Речной вокзал". Севрюк забился в угол на последнем сиденье и сдирал с брюк и пиджака лохмотья скотча. Не по сезону он был одет, но никого из малочисленных пассажиров не удивил, все давно уже привыкли к чудесам "постперестроечной" эпохи.
В метро он проник (не ездил лет пять уже) тем же способом, каким проникал в школьные годы - придержал незаметно "клыки" турникета - благо, не было ни одного мента - и бегом помчался вниз по эскалатору.