Случай в электричке
Шрифт:
— А если провезу мимо базы?
— Можно! — согласилась она. — Прямая поставка, на базу идут только накладные.
На губах у нее играла усмешка.
— А если с такой же партией и свой товар?
— Что я буду иметь?
Алоян брал за реализацию половину. Погребинский решил рискнуть, предложив тридцать процентов. Тамара отрицательно покачала головой.
— Тридцать пять! — надбавил Погребинский. — Больше не можем!
Тамара указала ему на бутылку с коньяком. Погребинский наполнил рюмки. Чокнулись,
— И вот что... Я ничего не знаю. Товар приносить учтенный и неучтенный сразу. Отдельно свой товар не таскать!
Погребинскому казалось, что экспресс Москва — Ленинград едва тянется, так ему не терпелось похвастаться успехом.
Андронов выслал Авдеича встречать Гарика. Погребинский завернулся в тулуп и решил вздремнуть — во сне время быстрее бежит, но заснуть не удавалось. Словоохотливый Авдеич затеял разговор.
— Ну как в Питере? Стоит?
— Стоит! — коротко и довольно резко ответил Погребинский, давая тем самым понять своему незатейливому спутнику, что ему вовсе не до бесед.
— Что мало погулял? Дело молодое, а в городе весело...
Погребинский не ответил.
— А у нас Гроза отелилась... Рановато нынче. Январский отел — тяжкий...
Гарик не проронил ни слова. Его совсем не интересовали ни корова Гроза, ни теленок, которого усердно расхваливал Авдеич. Потом попутчик Гарика проклинал старость — все болит, что это за жизнь, вот прежде бывалоча... Потом он жаловался на снега: валят и валят каждый день. Ни одна машина не выходит из гаража, а надо то туда, то сюда съездить.
«Вот противный старик, — думал Гарик, — видит же, что человек с дороги, устал, так нет — тарахтит без передышки. Спать охота, просто ужас, а этот...» Остановились у трех сосен над Белым озером. Авдеич извлек из кармана полушубка поллитровку и строго приказал:
— Кажи свои гостинцы! Какова закусь?
Сейчас бы побыстрее домой, но лошадь не мотор. Да и придется оказать уважение старику — вживаться надо в новую среду обитания. Погребинский достал колбасу. Авдеич отрезал ломоть черного хлеба. Выпили. Старику дорого не столько выпить, сколько поговорить.
— Не пойму я вас, оба из Ленинграда... Наша молодь в город бежит, а вы из города.
— Каждый день радио и телевидение призывают идти в село! Что же тут непонятного?
— Хм! — отозвался Авдеич. — Не ту молодь призывает радио. И не на те дела!
— Дела бывают всякие! — осторожно заметил Погребинский. — А ты, Авдеич, молодец, что этот перекур устроил. Водочка — дело хорошее. Особо на морозце, — пытался перевести разговор Гарик. Он ласково, заискивающе смотрел на старика. — Давай еще махнем по одной.
Но Авдеич продолжал свое, будто бы и не слышал слов Гарика.
— Видел я ваши побрякушки. Заходил в цех. Кому они потребны?
— Кому нужен поп, кому попадья, а кому попова дочка... — отшучивался Гарик.
Авдеич тихо рассмеялся и
— Кому-то был с попа толк, с игривой попадьей весело, а попова дочка в невесты годилась. А эти тараканы для чего потребны?
Гарик старался нащупать нужную линию разговора.
— В избе я у тебя, Авдеич, не был, а вот избу видел. Наличники у тебя на окнах как кружева. Да и кружева такие не сплетешь! А ведь жить можно и без наличников. От них не светлее и не темнее...
— Сравнил! Эх ты, городская голова! Наличники дом украшают и стоят — сколько дому стоять.
— Совхозу подспорье, — старался отбиться Гарик.
— Оставь! — оборвал Авдеич. — Это ты директору заливай! Ежели все деревни начнут тараканов делать или еще какие там, что станут в городе жевать? Ты вот на молоке, на масле сделай деньги! Или хотя бы вот хомуты, что ли, взялись изготовлять. Лошадей почти не стало, а и тех, что остались, запрячь нечем: ни хомута, ни оглобли, ни чересседельника, ни уздечки, ни шлеи... Ничего нет! На вожжи веревки берем, а видел одного, так тот провода пустил на вожжи! А вы пауков каких-то чирикаете.
Понять бы Гарику, что прозвучало серьезное предупреждение...
Приехали в Ворониху ночью. Андронова не стали беспокоить, утром явились к нему вдвоем с Павлом.
— Ну как, галантерейщики, дела? — встретил он их с порога.
— Все продано! — радостно отрапортовал Погребинский.
— На базу?
— С базы передали в магазин. Со второй половины дня начали торговать, к обеду следующего дня все раскупили...
— Не сочиняешь?
— Все так и есть! Вот номер перевода, вот он...
Андронов взял копию переводного чека, повертел его в руках и проговорил с укоризной:
— Что-то мне все неспокойно как-то. Уж слишком гладко, уж больно шустро. Я боюсь и в район докладывать, что цех дал пятнадцать тысяч дохода. Да-а!!!
Павел принес Диане первые деньги с дела.
— Ну и как, очень мучает совесть? — спросила она.
Оправданий для очистки совести отыскалось множество. Во-первых, он делал это не для себя, а для самого любимого человека. Во-вторых, не он виноват, что государство так плохо заботится о бюджете молодой семьи. Что это за деньги — сто пятьдесят рублей на руки! В-третьих, в-четвертых, в-пятых...
Пока Павел и Погребинский ездили в Ленинград, в совхозе отштамповали и отлили деталей для двух тысяч жуков и тысячи черешен. Андронов испытывал от всего этого дела двойственное чувство: с одной стороны, боялся, тревожился, с другой — был рад поправить дела в совхозной кассе.
Правило установили железное: неучтенную продукцию никогда не сдавать без совхозной. Поэтому Гарик и Павел спешили отштамповать заготовки для своей продукции. Предстояла очередная поездка в Ленинград. Одного магазина для реализации продукции стало мало.