Случай в электричке
Шрифт:
Ожидание стало нестерпимым: он боялся отойти от телефона, надеясь на звонок Гарика, раз уж не было телеграммы.
Он не знал, что в десять часов утра Погребинский был задержан работниками ГОВД Умани, где его уже ждали.
Утром, в девять часов, Карачаев сел за руль своего «жигуленка» и поехал в город.
Погребинский прибыл в Умань с небольшим опозданием. Часы показывали 10.17. Карачаев терпеливо ждал.
Сойдя с поезда, Гарик направился к знакомым «Жигулям». Карачаев открыл багажник, положил туда чемоданы. Не успели они опустить крышку, как
Давно изучена реакция преступников, когда берут с поличным. Недоумение, возмущение, угрозы, это, мол, вам так не пройдет, буду жаловаться... Карачаев не был исключением и потребовал тотчас же доставить его в райком партии.
В кабинете начальника следственной части в присутствии понятых были открыты чемоданы Погребинского. В чемоданах броши «жук». Две тысячи четыреста штук.
Погребинский, не моргнув глазом, дал показания, что это продукция совхоза, что он привез ее в Умань, ибо в Ленинграде она не находит сбыта. Карачаев заявил, что понятия не имел о содержимом чемоданов Погребинского. Его отпустили до выяснения обстоятельств, а Погребинского повезли в Ленинград.
Все сроки получения сигнала от Погребинского миновали. В одиннадцатом часу вечера Павел соединился с квартирой Карачаева в поселке близ консервного завода. Павел представился, в ответ услышал:
— Твой друг — мерзавец! Он меня страшно подвел! Он не сказал, что привез с собой ворованные изделия! Он вор! Его арестовали!
Павел повесил трубку и почувствовал, как у него отнимаются ноги.
— Что случилось? Что-то все-таки случилось? Я так и знала! — кричала испуганная Диана.
— Арестован! — выдавил из себя Павел. — Правильно. Все правильно.
— Какой ужас! Что же делать?
— Молчать! Ты ничего не знала! Тебя это не коснется! Поняла? Ты ничего не знала!
— А ты? Тебя тоже арестуют? — Диану вдруг очень тронули слова мужа. «Алоян бы так себя не повел, — подумала она. — Он бы первый меня подставил».
— Нет! — резко ответил Горин. — Не арестуют! Я сам пойду!
— С повинной? — воскликнула Диана. — С ума сошел! Ты не знаешь, что будет показывать Погребинский! Ты все погубишь!
— Я не хочу позора, я не переживу, понимаешь, не переживу этого. Я больше не в силах все это терпеть.
— Нет! Ты невозможен! Звони немедленно своим, вызывай мать! Мы с ней решим, что делать!
— Мне решать, а не ей. Она, бедняжка, ни при чем. И отец... Что же я, идиот, наделал! Что же я сде-лал!!!
— При явке с повинной надо говорить обо всем!
— Обо всем! — согласился Павел. — Но ты-то не бойся. — Он посмотрел на нее с сожалением. Нет, не с жалостью, а именно с сожалением.
— Еще не хватало! — перехватила его взгляд растерянная Диана. — Я-то тут при чем, сам сказал только что. Разве я ваша соучастница?
От испуга она даже попятилась, споткнулась и чуть было не упала. И куда делась эта надменная уверенность в себе, этот гордый, неприступный вид!..
Дело «цеховиков»
...В кабинете у полковника Горин появился в 9.30.
Прищепов накануне получил сообщение, что Погребинский задержан в Умани с поличным при передаче брошей бухгалтеру консервного завода Карачаеву. В телеграмме это было сформулировано так: «При задержании у Погребинского изъяты два чемодана с галантерейными изделиями (брошами «жук») в количестве 2400 штук общей стоимостью 4800 рублей, похищенными в подсобном цехе совхоза «Воронки».
Слово «похищение» произнесено и задокументировано. Когда из бюро пропусков сообщили, что явился Горин, Прищепов решил, что соучастник Погребинского пришел с протестом, что он будет выступать в роли представителя совхоза.
Полковник вышел из-за стола навстречу раннему посетителю, поздоровался.
— Что скажете, Павел Михайлович?
— Трудно говорить, но время не терпит. Вчера в Умани был арестован мой знакомый и коллега, некто Погребинский... Быть может, мне надо ехать в Умань?
— Необязательно, Павел Михайлович! Милиция везде входит в одну систему органов внутренних дел. Вам известно, за что арестован ваш друг? Простите, может быть, не друг, но коллега, как вы сами выразились.
— Известно ли? Нет! Я могу лишь предполагать... Я позвонил по телефону человека, к которому поехал Погребинский. Он сказал, что Гарик арестован якобы за то, что привез с собой ворованные галантерейные изделия.
Прищепов подвинул к себе блокнот и взял со стола ручку.
— Простите, с кем вы говорили по телефону?
— Карачаев Василий Васильевич, — ответил Павел. — Так вот, я пришел заявить: галантерейные изделия, обнаруженные у Погребинского, не ворованные. Это наши, собственные изделия.
— Сколько же было изделий у вашего коллеги? — спросил Прищепов.
— Много... Больше двух тысяч брошей...
— Собственных? Зачем же столько понадобилось? Вы их скупили для перепродажи?
— Не для перепродажи, а для продажи по госцене. Мы их изготовили из своего материала, своими руками, за сборку платили своими деньгами.
— Как я должен понять ваше заявление? — спросил Прищепов. — Вы считаете, что задержание Погребинского незаконно?
— Нужно или не нужно освободить Погребинского — это вам решать! Я пришел все объяснить и рассказать.
Прищепов пригласил Павла сесть за стол.
— Вот бумага, ручка, — сказал он, — изложите все, что считаете нужным, по этому поводу.
Прищепову было пока неясно, будут ли признания посетителя искренними или его приход всего лишь маневр, попытка запутать следы и увести следствие в сторону. В своей практике он не мог припомнить случая, чтобы подпольные дельцы являлись с повинной. Это были, напротив, люди очень упорные, знающие, как можно ускользнуть от ответственности, как спрятать концы преступления, как противостоять следствию.