Случайная девочка
Шрифт:
Люди переглядываются между собой. Шепчутся. Их понять можно. Какая Настя, если прощаемся с Лаймой?
А мне от стыда и паники хочется провалиться сквозь землю и в один момент оказаться в доме Анквистов за высоким забором.
– Почему ее отпевают в православном храме? Кто посмел? – кричит мама в голос. Явно хочет сорвать службу. Видимо, у Пастора и отчима план такой.
– Я хороню свою женщину, – громогласно на весь зал заявляет Федор. Делает шаг вперед и добавляет не снижая голоса. – Рот закрыла и встала на место. Иначе выведу.
–
– Нашлась мамаша, - выплевывает каждое слово.
– Да тебя тут никто из присутствующих в глаза не видел. Еще раз вякнешь, сразу вылетишь, – зло роняет Федор и дает знак священнику начинать.
А мать все к той же колонне отводит отчим. Что-то причитает на ухо. Она поднимает взгляд на Пастора, и тот кивает. А затем, подняв голову, смотрит на меня в упор.
Стою как завороженная. Даже взгляда отвести не могу.
Пальцы снова оказываются в теплых тисках Фединой руки. Легко сжимают мою ладошку, заставляя перевести дух и посмотреть в сторону. Бездумно таращусь на сестру, а в голове бьется одна мысль.
Лайму я больше никогда не увижу. И запомню не сегодняшнюю спокойную и безмятежную, а ту живую девчонку, излучающую радость и веселье.
Служба заканчивается, певчие поют «Со святыми упокой» , и все по очереди подходят прощаться. Сначала мы с Федором, затем мама с отчимом и Пастор.
Я прям чувствую, как он дышит мне в спину. Только за малым слюной не капает.
Была бы рядом Лайма, мы бы обсудили. Посмеялись бы…
«Лайма здесь!» – словно молотком ударяет по голове. Сестра моя здесь, вот только уже не поговорить нам никогда. Не посмеяться.
– Оля, можно тебя на минуточку? – окликает сзади мама. Буравит взглядом. Не поворачиваюсь. Спиной чувствую.
– Нет, нельзя, – мгновенно отрезает Федор, пока я открываю рот, словно рыба, выброшенная на берег. Дергаюсь, как от удара электрического тока. Даже дышать перестаю. Сколько раз я мысленно представляла нашу встречу, строила умные фразы, фантазировала, как буду разговаривать с достоинством. А на деле… засунула язык куда подальше и дрожу от страха.
– Ты вообще кто такой? – возмущенно басит отчим. – По какому праву? Совсем рамсы попутал?
– Справки наведи, на кого батон крошишь, – нехорошо усмехается Анквист и ведет меня к припаркованной около церкви машине.
Тупо глазею, как в катафалк ставят дубовый гроб, закрытый массивной крышкой. И меня окатывает волной ужаса.
Там моя сестра! Пустите! Надо открыть! Она же сейчас задохнется.
– Оля, – тихо зовет меня Федор. – Олечка, – просит мягко. – Просто дыши, девочка. Вдох, выдох. И снова вдох. Водички хочешь? – помогает мне сесть на заднее сиденье. Не дождавшись моего ответа, открывает бутылочку и подает мне воду. – Все под богом ходим, Оль, – вздыхает тяжко и, покосившись на стоящего на крыльце Пастора, добавляет жестко. – Хотя нет, некоторые под чертом.
Глава 31
Глава 31
–
– Забей стрелку, – усмехаюсь недобро. – Сегодня я точно ни с кем разговаривать не намерен. И если до кого-то не доходит, то я сейчас объясню. Убита мать моего сына…
Завожусь с полтычка. Ясен пень, этим гопникам Оливия моя нужна. А мне нужно время, чтобы понять, как ее обезопасить.
– Федь, так я это… все понимаю, – заверяет меня мой главный безопасник. Юлит, скотина, заднюю включил и в прыжке переобулся.
– Андрюха, без обид, – обрываю пространные речи. – Давай, ты в другой тачке поедешь. У нас с Олей разговор серьезный, – накидываю пуха на вентилятор. И сам себе противоречу.
– Ну ладно, – насупленно тянет Ефимов. С явной неохотой выходит из мерса. Пересаживается к пацанам. А наша машина трогается и пристраивается сразу за катафалком.
– О чем вы хотите поговорить? – поднимает на меня испуганный взгляд Оливия. Губы дрожат. На бледном лице красными пятнами алеет предательский румянец. И голосок тоненький и робкий. Так бы и обнял. Прижал бы к себе и не отпускал никуда.
– Да ни о чем, – негодующе морщу нос. – Не бери в голову. Ефимов задрал. Сейчас начнет рассусоливать. Не до него…
Объясняю, а сам не понимаю, что делать с руками? Обнять Олю, так вроде не тот повод. Накрыть ее ладошку своей? Тоже не к месту.
Дать еще воды, вытереть слезы? Так я нянька хреновая. Но и жалко девчонку. Не передать, как жалко. Лайма была для нее всем. Сестрой, подругой, единственным близким человеком. А теперь это моя обязанность. Присмотреть. Защитить. Поотбивать руки всякой мрази, что потянется к беззащитной. Сейчас полезут из всех щелей денисы эти и пасторы.
По любому Оливия – член моей семьи. И я за эту девочку несу ответственность.
«Так женись на ней, – подзуживает внутренний голос. – Дай ей свою фамилию. Ни одна собака не подойдет!»
Да это самый простой вариант, кто бы спорил. Вот только мне женщина нужна рядом. Нормальная баба, которую можно и в догги-стайл загнуть, и на колени поставить с открытым ртом.
А с Оливией так нельзя. Хорошая она девочка. Нежная. Такую на руках бы носить. Лелеять. Пылинки сдувать. А я все больше по телкам. Напоить, поржать, и в койку.
– Вы не знаете, кто их позвал? – тихо спрашивает меня Оливия. – Мы же с Лаймой специально поменяли имена и фамилии, чтобы они до нас не добрались.
– Точно не я, – усмехаюсь криво. – Жизнь – сложная штука, Олечка. Менты могли докопаться. На допрос вызвать. А там дело техники.
Или в окружении Лаймы завелся стукачок Пастора. Сейчас уже не разберешь. Да и толку искать барабанщика. Факт остается фактом.
Родня точно знала время отпевания и приехала вовремя.
– За нами едут, Федор Николаевич, – повернувшись вполоборота, бросает водитель. – Эти… набожные пришельцы, – цедит сквозь зубы.