Случайная встреча

Ренье Анна

В доме пахло вкусно: теплым хлебом, медом и малосольными огурцами.

– Вот, смотри, сказала бабка, появляясь. Тут сметана и она ткнула пальцем в пластиковое ведерко, тут творог, жирный и она одобрительно покивала головой, а тут масло и она вытащила из пакета увесистый желтый шар. Яйца по дороге не тряси, а то у меня для них тары нет.

– Молока хочешь? С утра доила.

– Да я козье не очень, – смутилась Алина.

– А почему козье? Коровье. У меня ж и корова есть, правда тяжко мне уж с ней, вот думаю продавать на следующий год.

Алина взглянула на бабульку и подумала, что с коровой та нескоро

расстанется.

– А ты откуда ж такая, говор вроде не здешний. Неужто из-за границы? – и бабка всплеснула морщинистыми руками.

– Нет, из Москвы.

– Ух ты, а к нам то, каким ветром занесло?

– Я на заводе работаю, юристом.

– Ну, ты подумай, выходит без тебя в Омске не справлялись?

– Выходит что так, – Алина улыбнулась.

– И много Вас таких пришлых, теперь у нас трудится?

– Да навалом. И итальянцы, и сербы, и болгары, кого только нет.

– Чисто Вавилон – каждой твари, по паре. А что ж, наших омичей не беруть?

– Берут, конечно, монтажники все местные. В пятницу, правда, один с верхотуры свалился.

– В эту? И что убился? – бабка охнула и присела на табурет.

– Да. Даже до больницы не довезли.

– Господи прости, а че же случилось?

– Ребята говорят, что голова закружилась, а трос страховочный, ну Вы знаете, это который к лесам крепится, он зацепить забыл.

– Да знаю я, знаю, не объясняй. Супруг мой, покойник, царствия ему небесного и бабка перекрестилась, глядя на сурового мужика, взирающего на них с фотографии в темной раме, монтажником на вашем же заводе был. Выпить, конечно, любил, но по выходным, все как у людей, но чтоб голова у него, у трезвого средь бела дня кружилась, такого и не припомню. Я ему, бывало, начну говорить, что ты там Вань поосторожнее, а он махнет рукой, и скажет, что скорее как его зовут забудет, чем про трос энтот.

Распрощавшись, в конце – концов со старушкой, Алина погнала в город. Скоро приедет Стас, а у нее еще «конь не валялся».

В арендованной машинке радио было хрипатое, но Алина не возражала, на этом фоне ее сомнительные вокальные данные не так резали слух. «Дети Вашей маме снова семнадцать, Вы просто поверьте. А поймете потом…» подвывала она, в глубине душе радуясь, что никто не слышит, особенно Шахрин.

Мысли скакали, как солнечные зайчики в доме старушки. А вот интересно, Стас подарит ей цветы, или они так стремительно перепрыгнули конфетно-букетный период, что теперь и не полагается? А еще, зачем он ходил к Гасанову? Ей Раечка сказала, а сам он промолчал. А пирог делать, как бабка велела, или довериться интернету? А маме про Стаса рассказать, или еще рано? Промолчать, а то сама еще не разобралась, что у них происходит.

Лихо воткнув крошечное «приведение с мотором» в зазор между Брабусом и Кайэном, Алина подхватив свертки, пошла к подъезду. На ступеньках стоял Стас с огромным букетом пионов и, увидев ее, улыбнулся так, что стало совершенно очевидно, что разбираться здесь абсолютно не в чем.

– Прости, что с пирогом ничего не вышло, – сказала Алина, спустя столетие. – Я старалась, по крайней мере, у меня есть рецепт и все ингредиенты.

– Ты мой самый главный ингредиент, – сказал Стас и чмокнул ее в нос. Зеленые глаза светились от счастья. – Если хочешь, не вставай, я сварю тебе кофе и принесу. – Алин, ты меня слышишь?

– – Слышу,

но поскольку я тебя еще и вижу, то от увиденного глохну.

– Я думал, что от увиденного можно ослепнуть, но оглохнуть?

– А я вот и глохну и слепну, так ты мне нравишься. Нет, ну серьезно, что ты смеешься, так у птиц бывает, ну перестань смеяться. Я просто название забыла, про них еще Розенбаум пел.

– Ладно, пойду, сварю кофе и яичницу пожарю, а то если мы и дальше будем валяться, то я умру с голода, а ты чего доброго от красоты моей еще и онемеешь.

– Глухарь, я вспомнила, от любви глухарь глохнет, – завопила Алина и рванула за Стасом на кухню… любоваться.

Понедельники надо просто отменить, думала Алина, шагая по коридору, но это бы не помогло, тогда бы все ополчились на вторники. А всю неделю же не отменишь, заодно с трудовым кодексом.

Всё – таки жуткое безобразие орать на непроснувшегося человека, а уж на такую кучу непроснувшихся людей – тем более. Утро началось с совещания, которое организовал зам, пользуясь отсутствием Константина Александровича. Как и все, что он делал, совещание вышло бессмысленным и беспощадным, а-ля русский бунт. Иногда ей казалось, что он так непотребно себя ведет, потому что в глубине души понимает, что его никто не любит и не боится, и даже жалела его, но стоило ей лишний раз заглянуть в пустые глаза, сострадание быстро улетучивалось.

Надо заняться делом, пока их опять не согнали совещаться.

Алина зашла в кабинет и шелест голосов стих. Опять ее чихвостили. Доведут ведь когда ни – будь до греха, посворачиваю цыплячьи шеи, потом пусть не жалуются.

– Алина Витальевна, Вам Караев звонил, я сказал, что Вы на совещании, но он, к сожалению, не разрешил Вас с него выдернуть, – не успел Макс договорить, как раздался звонок.

– Алина Витальевна, Вы что-то трубку не берете, а мне бы с Вами увидеться, – услышала она голос Воронцова.

– Я на совещании была, не могла разговаривать. Мне надо к Вам подъехать?

– Да пожалуй, что нет. Давайте вечером пересечемся в центре. Я Вас надолго не задержу.

– Хорошо, давайте в шесть на Ленина, точнее в Камергерском. Там сейчас полно летних кафе.

– Договорились.

Алина положила трубку, Макс посмотрел на нее вопросительно, но Алина незаметно мотнула головой, еще не хватало обсуждать это при всем честном народе.

До шести время пролетело мгновенно и Алина почти забыла о предстоящей встрече. Отчет не давал ей покоя. Умение «проваливаться» благотворно влияло на производительность труда. Уже убегая, она поняла, что не так в цифрах, которые она «крутила» так и сяк целый день. Надо будет вечером рассказать Стасу. Похоже, что это по его части, по крайней мере, она очень на это надеялась.

Камергерский переулок в Омске, конечно же, напоминал ей Москву, хотя внешнего сходства не было никакого. В отличие от московского, он был раз в десять меньше, и скорее представлял собой зажатую между старинными особнячками площадь, чем пешеходную зону, но общее впечатление праздника и расслабленности было тем же.

Когда она пришла, Воронцов уже сидел под тентом, и что-то рассматривал в телефоне.

– Добрый вечер, – поздоровался он и отодвинул соседний стул, приглашая сесть.

– Добрый, – ответила она и пожала протянутую руку.