Случайная женщина

Криницкий Марк

— Менее всего, моя дорогая. Я — сторонница культурных средств.

Она сказала это до смешного гордо.

— Что вы этим хотите сказать?

— Я хочу сказать, что в культурном обществе существуют на этот счет гораздо более деликатные и верные приемы, чем организация, так сказать, домашнего сыска. Мой Спиридон, например, прекрасно знает, что мне известен каждый его шаг, хотя мне никогда не приходится подглядывать за ним.

— С какой стати вы мне рассказываете эти сказки?

— Вы очень наивны, дитя мое.

Обе они раздраженно

смотрят одна на другую.

— Вы заслуживаете того, чтобы вас еще немного помучить, — сказала Софья Павловна. — Но я этого, конечно, не сделаю.

Она придала лицу деловое выражение. Варвара Михайловна ничего не понимала. Ей казалось очень глупым, что Софья Павловна может до такой степени ломаться.

— Это очень просто, моя дорогая… Вы, конечно, только не знаете… Вы хотите меня уверить, что никогда не обращались к содействию прислуги и ваших знакомых? Да? Позвольте не поверить.

— Вы говорите мне дерзости.

— Я хочу вам быть только полезной.

— Если вы, действительно, мне не докажете, что владеете таким таинственным секретом, то считайте, что мы с вами с сегодняшнего дня поссорились.

Софья Павловна самонадеянно усмехалась.

— Я не буду вас больше томить. В каждом большом городе имеется совершенно благоустроенная контора, в которую вы можете обратиться по делам этого рода.

Софья Павловна глядела нелепо-серьезно. Варвара Михайловна почувствовала почти испуг. Потом горячая краска залила ей щеки и шею. Сделалось тошно и закружилась голова. Она хотела засмеяться, но вместо этого удушливо закашлялась.

Est-ce possible? [1]

Софья Павловна оставалась иронически-равнодушна.

— Видите, моя дорогая, как не следует торопиться с заключениями. Оказывается, мы с вами знаем далеко не все. Об этом знает весь свет, и только не знаете вы.

— И ваш муж, Спиридон Петрович, знает об этом тоже?

— А как же?

Она цинично смеялась.

— Он иногда приходит и говорит мне: «Сегодня меня выслеживал твой агент».

— И что же вы?

— Ну, что за вопрос, моя дорогая? Конечно, говорю ему: да ты с ума сошел…

1

Это возможно? (Фр.)

— Нет, это сказка. Но переменим тему разговора.

Софья Павловна достала из сумочки записную книжку и карандаш.

— Вот вам. Я не хочу быть мстительной.

Она написала записочку и протянула Варваре Михайловне:

«Мамоновский переулок, дом 48, квартира 21. Телефон…»

— Глупости, — сказала Варвара Михайловна и бросила бумажку на стол.

Но серьезный тон Софьи Павловны не допускал сомнения. Впрочем, та не пожелала входить в подробности. Она говорила, неприятно кривя губы:

— Вы можете в этом убедиться сами.

Когда она ушла, Варвара Михайловна все еще продолжала

ощущать жар в лице. Во всей этой комбинации было что-то низкое. Если она следила за Васючком сама, то это было понятно. Но производить это так…

Хотя почему бы и нет? Разница, в конце концов, только в форме… И все же было гадко. Было чувство, точно она узнала что-то позорное о самой себе. Вдруг почувствовала, что по щекам бегут слезы. О, какой ужас жизнь! Омерзительная дрожь проходила по плечам.

V

Через час, одетая, она в первый раз выходила на воздух, поддерживаемая Линой Матвеевной. Новая горничная, Феклуша, заперла за ними дверь.

Мамоновский переулок был недалеко, и через несколько минут извозчик уже поворачивал с Тверской у желтого здания Глазной больницы. Дом 48 находился посредине переулка слева. Хотя это был огромный шестиэтажный дом, но таинственная квартира помещалась все-таки во дворе, в небольшом белом двухэтажном флигеле. В темных воротах под домом и на грязненьком дворе, залитом асфальтом, охватило миазмами. Варвара Михайловна посильнее смочила платок одеколоном.

Лина Матвеевна нашла низенький подъезд и дверь в полуподвальную квартиру. Тут, вероятно, жили армяне, потому что дверь отворила молодая брюнетка с восточным носом.

— Господина Черемушкина? — В глазах ее появилось оценивающее раздумье. — Господин Черемушкин квартирует здесь. Вот его комната.

Они стояли в темной передней, из которой одна дверь была отворена в кухню, где на протянутых веревках сушилось белье, а другая, приотворенная, стеклянная, была изнутри заклеена пестрой восковой прозрачной бумагой.

Брюнетка постучала в стекло.

— Господин Черемушкин, к вам две дамы.

Она сказала это с таким видом, как будто пришедшие совершенно не могли ее интересовать или она в совершенстве знала их биографию.

— Слушаю, — сказал резкий мужской голос, и дверь отворил высокий седой, представительный старик с черными глазами и бровями и коротко остриженным черепом. — Пожалуйте, сударини.

Он выговаривал ы мягко, как и.

Варвара Михайловна приказала Лине Матвеевне ожидать ее на извозчике и, продолжая закрывать рот и нос платком, вошла в светлую и приятную комнату, имевшую вид конторы. Ее поразило, что по стенам комнаты висели портреты писателей, делая отчасти помещение похожим на редакцию.

— Я бы все-таки попросила вас сначала открыть окно, — сказала Варвара Михайловна.

Старик в прекрасно сшитом сюртуке поторопился исполнить ее просьбу и даже открыл все три.

— Вот так, — говорил он при этом, и голос его был учтиво-насмешливый. — Что в нашей власти, то всегда все возможно, а что не в нашей власти, то, судариня, никак невозможно. Никак невозможно, судариня.

Он обернулся к ней с веселым, коротким ржанием и слегка и быстро потер несколько раз правою ладонью о левую.