Случайному гостю
Шрифт:
Бабушка сдвигает очки на переносицу и решительно поводит по гречке ладонью, крупное запястье, длинные пальцы, коротко остриженные ногти — артрит обошел стороной её руки.
— Добже… — говорит она подозрительно тихим голосом.
Я начинаю выкидывать первые камушки на тарель с ласточками, камешки звонко цокают по фаянсу. Женевьева выходит замуж. Бабушка звучно сморкается.
— До чего ты дочитал? — спрашивает бабушка, цепко выбирая из гречки проворные черные частички.
— Збышка не казнили, — отвечаю я.
— Раны Господни, —
— Ну и про что же писать дальше, там ещё триста страниц? — несколько пренебрежительно отзываюсь я и оцарапываю палец осколком стекла.
Бабушка встает, из недр буфета достает пластырь, пузырёк со спиртом, вату. Протирая порез, говорит:
— Про любовь, про месть, про войну…
— Щипет… печёт, — попискиваю я, тряся заклеенным пальцем.
— Так всегда в жизни — щипет, а потом печёт, — сообщает бабушка, инспектируя кастрюли на плите.
— Вы, бабушка, смеётесь надо мной, — констатирую я сердито.
— Ни однего моменту, — говорит бабушка, поднимая вверх правую ладонь. — Слово гонору [7] .
Линия жизни у неё глубокая, тёмная и переходит на запястье.
— Должен мне верить.
— Разве есть выбор? — жалуюсь я окроплённой кровью гречке.
— Вы опять затащили магнит к себе, — говорит бабушка. — Сходи бегом до покоя, верни сюда прыбор.
— Ходят бегом только пони, — сообщаю бабушке я. — Вы хотите прогнать меня.
7
честное слово
— То и есть ваше «сразу», — говорит бабушка. — Ляпать словом напролом. Но иди скорейше, пони.
В комнате темно и холодно, время от времени по галерейке проходит кто-то из соседей — быстрая тень пересекает потолок, стену, кажется, что оборачивается — и глядит на меня с потолка, цепко. Умеют ли тени смотреть? Магнит нашёлся на столе, под книжками.
— Лесик, — зовёт меня бабушка. — Что ты шукаешь тем магнитом? Шлем рогастый?
— Железные башмаки, — отвечаю я ей уже в кухне. Всюду приятно пахнет озоном, зельем, ворожбой — и голос реки, препятствующей и возвращающей, становится слышен отовсюду, говоря мне…
— Для чего те мешты? — спрашивает бабушка. — Однайти крулевну? Босым легче, факт.
— Лучше клад, — отвечаю я. — Или сокровище.
— Тогда сребряные. Сребряные пантофлики.
— Девчачий матерьяльчик, — отвечаю я. — Просто стукалки. Несерьёзно.
Потом мы веселимся дружно, водим двумя магнитами — в этот раз только несколько железных стружек, а ведь бывали случаи, когда так удавалось найти гвоздь.
— Меня беспокоит твоя левая сторона, — несколько позже заявляет бабушка под цокот инородных предметов о фаянс и шорох крупинок. — Ты совсем не думаешь о почках.
— Так мне всего-то двенадцать, —
— Самый час про то помыслить, — невозмутимо продолжает бабушка, высыпая из пригоршни немаленькую порцию инородных тел. — Дальше будет хуже. Попей отвара, я тут напарила зела.
— Опять отвар, — бурчу я, подумав, вытягиваю дальше. — Офигительно отвратный.
— Конечне, — ласково отвечает бабушка. — Почки больные, такая радость. Неотвратная.
— Я его пью у вас каждую неделю, — мрачно говорю я, — всякий раз от новой болезни. — Должны предусмотреть, — значительно говорит она. — Звыкла профилактыка. Предлагаю отвар опять, — настаивает она. — Две пользы за одну цену.
— Хорошо, — мрачно бурчу я. — Сдаюсь. Выпьете со мной? Разделим пользы — вам молодость, а мне…
— Молодость уже была, — замечает бабушка добродушно, — и миновала разом з джазом. Теперь пенсия — очки, спокуй, мемуары… Но слична дама молода всегда, то душевное, од сердца. А отвар ждёт.
— Звонил недавно, — подхватываю я. — Просил передать, что дождал.
— И как обозначился в телефоне? — спрашивает бабушка. — Чарзилля?
— Панацея селюцкая, вроде бы. Но трудно было разобрать, так хлюпало. Я не сразу и понял…
— То характерно, — подмечает бабушка.
— Характерна мне мелочность ваша, — оскорбляюсь я. — Давайте, запарьте тазик трав. Выпью, и всё пройдёт, сразу. Просто лопну.
— Сразу, — повторяет бабушка. — Alzo [8] , все вы любите это слово. Выпей отвару, Лесик, — говорит она. — Пока прошу добром.
8
итак
— Значит, дальше будет зло? — мрачно бурчу я. — Тем более — выпьем вместе, чокнемся заодно. У вас ведь, бабушка, почки тоже… распустились совсем…
— И перегорели, — добавляет бабушка. — Но, власьне — даме предлагают выпить галантно, а ты ляпнул, як до уличницы: «Пей со мной». Своё сам пей.
— А потом, опять — звон в голове и говорить чужим голосом? — мрачно интересуюсь я.
— Прокажи модлитву, — демонстрирует твёрдость духа бабушка.
— Дар не подарок.
— Что-то захотелось есть, очень, — я отталкиваю неприятную тему.
— Закончим готоваться — покормлю, голодным не будешь, — говорит бабушка, высыпая порцию мелких камней и предметов в тарелку и снимает очки. После она долго протирает их.
Ги возвращается в Шербур. Музыка хромает вместе с ним от тоски.
— Было знание, — произносит бабушка словно в пустоту и проводит ладонью по гречке. — Тебе придёт новая куртка.
— А моя, совсем не старая, не ушла ещё, — отвечаю я, несколько растерянно.
— Поглядим по шкодзе, — замечает бабушка вскользь и идёт к плите.