Случайный свидетель
Шрифт:
— О, Боже, — тихонько скулю я, медленно продвигаясь к входной двери. Мне нужно посмотреть, пошел ли он к машине. Если нет, то он где-то возле моего дома.
До этого момента я никогда не испытывала страха.
Машина исчезла, и я вижу ее — задние фары на дороге.
Его больше нет.
Я рассматриваю свой телефон, лежащий в кустах.
Я думаю о соседнем доме и о пожаре, который только что видела внутри.
Если я выбегу на улицу и схвачу его, то смогу позвонить в 911.
Если бы я это сделала, они бы поняли, что я это увидела их первыми.
Мне пришлось бы сказать полиции, что Винсент Морелли из известной преступной семьи Морелли находился в доме, когда начался пожар.
Такое ощущение, будто мое сердце колотится в моих бурлящих внутренностях, когда я принимаю решение и возвращаюсь в свою спальню, как будто ничего не видела, и отчаянно надеюсь, что кто-то еще позовет на помощь.
Глава вторая
Мои глаза горят, а живот сводит, когда я стою у открытого шкафчика и тупо смотрю на книги внутри.
Прошло три дня с тех пор, как я в последний раз ела и спала.
Пожар случился в пятницу. После вечности, проведенной в скорченном состоянии в спальне, я наконец услышала сирены.
К тому времени, как прибыла помощь, вытащив нас из дома, пока они пытались потушить пламя, было уже слишком поздно. Женщина, которая жила по соседству — Кристал, ее звали Кристал — и ее парень были мертвы.
Я сильно тряслась, пока мой семилетний брат цеплялся за мои ноги, слушая, как мама болтает о том, что это могли быть мы, как мог распространиться огонь, прижимая к себе мою четырехлетнюю сестру и осыпая испуганными поцелуями копну ее светлых волос.
Меня беспокоило, живы ли они еще, когда Винс Морелли заметил меня в кустах.
Я задалась вопросом, не лежит ли мой телефон все еще в тех кустах, компрометируя меня.
Изобличая его.
Тошнота, которую я чувствовала в тот момент, так и не прошла. На самом деле, она только усилилась. После того, как все рабочие покинули место происшествия и наступила ночь, я проигнорировала свой страх и выскользнула наружу, встала на колени у кустов и начала искать свой мобильный телефон.
Я не нашла.
А это означало, что это сделал кто-то другой.
С тех пор я каждую минуту ждала, что на нашем крыльце появится полиция или головорез Морелли.
Времени на сон осталось не так уж много. Нервы не выдерживают. Руки трясутся, как у наркомана в состоянии ломки.
В этот момент я бледная, измученная, нервная развалина.
Мой желудок издает сердитый звук, и я на мгновение закрываю глаза, размышляя, как я переживу этот день. Я хватаю книги, которые мне нужны для занятий, каждая тяжелее предыдущей, и захлопываю дверцу шкафчика.
За дверью, прислонившись к шкафчику рядом с моим, стоит Винс Морелли. Я отпрыгиваю назад, крепко сжимая свои книги, когда мое сердце выскакивает из грудной клетки, а спина ударяется о холодную металлическую дверь позади меня.
Девушка бросает на меня неодобрительный взгляд, прежде чем нырнуть обратно
Он не двигается, не говорит. Он просто стоит там в своих темных джинсах с прорехой на левом колене, черной футболке, обтягивающей его бицепсы, которые еще более заметны, когда он скрещивает руки. Как и у всех мужчин Морелли, у него роскошные черные волосы и точеные черты лица с темно-карими глазами, которые притягивают и грозят утопить вас своей интенсивностью.
Я уже тону, паника терзает мои внутренности, пока я пытаюсь заставить свой рот работать.
Он просто наблюдает за мной, как будто у него в запасе есть все время в мире, чтобы ждать.
Он же должен знать, что я его не сдала, да? Если бы я рассказала полиции, что видела, они бы его уже вызвали на допрос, как минимум.
— Томми пригласил меня на свидание!
Я снова отстраняюсь, поворачиваюсь лицом к своей лучшей подруге Лене Корелл, которая сияет, глядя на меня, прислонившись к закрытому шкафчику рядом с моим и мечтательно закатывая глаза.
Я поворачиваюсь к Винсу, но его уже нет.
Почти уверена, что мое здравомыслие вот-вот покинет меня.
Я пытаюсь слушать, как Лена рассказывает о своих планах на вечер пятницы. В любое другое время я бы радовалась за нее, но сейчас у меня нет возможности вести себя по-девчачьи.
Несколько часов спустя я все еще бледная и молчаливая за обедом, по-прежнему ничего не говоря о свидании Лены, едва притрагиваюсь к заказанному мной кусочку пирога «Орео», театрально рассуждая, что если уж меня собирается прикончить семья Морелли, то сначала я должна хотя бы съесть что-нибудь вкусненькое.
Я не могу перестать следить за Винсом. Я представляю его за каждым углом, ищу за каждым столом. После обеда — английский, урок, который мы проводим вместе, и я думаю, стоит ли его пропустить, но я больше боюсь, что он придет ко мне домой, чтобы встретиться со мной. Что он на самом деле может сделать со мной в здании школы с камерами видеонаблюдения и преподавателями, толпящимися по каждому коридору?
— В чем твоя проблема?
Я смотрю на Лену без особого энтузиазма. Ее темные брови выжидающе изгибаются к темным, упругим кудрям, и меня внезапно охватывает изнеможение, смешанное с поражением. Может быть, лучше отдаться на милость Винса и покончить с этим.
— Ты же знаешь, что мой дом чуть не сгорел пару дней назад, да? — спрашиваю я.
Лена закатывает глаза, обмакивая картошку фри в кетчуп. — Твой дом чуть не сгорел.
— Это могло бы быть.
— Нет, потому что ты не тупица, которая забыла свою трубку с крэком за занавеской, а потом задремала так, что не проснулась, когда ее охватило пламя, — заявляет она без всякого сочувствия.
— Они были людьми, Лена.
— Это были отвратительные наркоманы, которые ворвались к вам в дом и украли ваш телевизор летом, — отвечает она.