Случайный знакомый. Другая страна
Шрифт:
— А он, Ниночка, философ и романтик. Говорит — угасает, мол, старая традиция. Воры настоящие перевелись. Остались одни наркоманы безголовые, да те, кто с замками не возится, а металлические двери автогеном вскрывает. Словом, гибнет традиция. А он, Кулибин, ее поддерживает.
— И что, он тебе все это под протокол поведал?
— Нет, естественно. Он калач тертый.
Нина с сожалением вздохнула:
— Ну что, Валера? Давай-ка все это на камеру. Кстати, а с этим твоим Кулибиным пообщаться можно?
Валера развел руками:
— Никак не получится. Я бы всей душой, но никак…
— Ну, хоть шерсти клок, — милостиво согласилась Чубарова. — Давай свою кассету. Да скажу я, скажу про ваш беспримерный героизм, давай кассету!
Дальше все происходило примерно так, как и представляла себе Яна. Впрочем, сейчас даже маленький ребенок знает, как происходит съемка. Паша установил камеру на штативе, немного повозился с ней, следователь приосанился и выдал свой текст. Вот, собственно, и всё.
Первый опыт не показался Яне особо страшным. Приехали, поговорили, уехали. Правда, уже позднее, когда Эдик велел ей присутствовать на монтаже сюжета, она вновь запаниковала. Янке показалось, что она никогда в жизни не сможет разобраться: почему эти кадры ставить рядом можно, а другие — ни в коем случае, зачем может понадобиться перевернуть картинку, что такое звуковая дорожка и с чем ее едят. Премудростей было столько, что у Янки мутилось в глазах.
Однако дело у нее пошло быстро. Вскоре Эдик поручил Яне самостоятельное задание, а уже через месяц девушке казалось, что она полжизни проработала на телевидении.
Переход от вольной студенческой жизни к напряженной работе дался ей довольно легко. Правда, в первое время Яну поражала способность более опытных коллег развлекаться ночь напролет, а рано утром, если возникала такая необходимость, уже отправляться на съемки. По дороге, в машине, журналист и оператор в таких случаях дружно стонали, запивая минералкой аспирин или панадол, матерились и кляли свою работу на чем свет стоит. Однако, приехав на место и вооружившись микрофоном и камерой, они преображались.
У Янки было два пути — или быстро втягиваться в работу, или уходить. Она поняла, что работать на телевидении могут лишь люди, больные на всю голову, но все-таки выбрала работу. И как считала до сих пор, не прогадала. Дело было не в деньгах — их-то как раз лопатой не гребли. Правда, платили побольше, чем на остальных студиях города, но суть была не в зарплате. Просто оказалось, что это именно ее работа, и Яне повезло, что она попала в сумасшедший дом, именуемый телекомпанией. По крайней мере она думала так почти всегда, разве лишь в дни неудач или сильной усталости начиная мечтать о более спокойном существовании. А через год после начала работы Яны на «Эхе» с телекомпании ушла Нина Чубарова. Янка, честно говоря, обрадовалась — с Ниной отношения у нее никак не складывались. Через пару дней после ухода Чубаровой Яне позвонила Ольга. Собственно говоря, звонила-то она постоянно, да и виделись подружки часто, но на этот раз Оля попросила ей помочь.
Её дружба с Ольгой тянулась ещё с детства — точнее, с шестого класса. Тогда Оля, хлопая длинными ресницами,
— Садись сюда.
Оля обрадованно плюхнулась на свободное место. А девочка подмигнула ей и шепнула:
— Тебя как зовут? Меня — Яна.
Вот так и началась обычная школьная дружба двух девчонок. Правда, по характеру Яна и Оля были совершенно разными. Но какое это имеет значение в тринадцать лет, когда главное — это совпадение взглядов на модную музыку и знакомых мальчишек. А со временем, когда выяснилось и различие музыкальных вкусов, Яна с Ольгой уже настолько привыкли к постоянному общению, что менять что-либо никому из них и в голову не приходило.
Ольга всегда казалась старше Яны. Вернее, не старше, а взрослее. Быть может, её к этому приучила жизнь в небогатой семье. Впрочем, какая там семья — одна мать, да и та постоянно озабоченная тем, как урвать лишнюю копейку. Урвать не особенно получалось, поэтому приходилось экономить. Ольга относилась к деньгам с почтением в отличие от бесшабашной Янки. Та, правда, получала от родителей на карман не слишком много, но родительское отношение к деньгам — будет день, будет пища — передалось и ей. Янкины родители не были особо состоятельными людьми, однако профессорской зарплаты отца и доцентской получки матери вполне хватало на все. А потом, когда времена изменились и стали более суровыми, мать стала преподавать свою экономику в институте торговли, превратившемся в коммерческий. Словом, все оставалось в порядке.
Ольга любила бывать у Яны. Ей очень нравилась комната подружки — светлая, с яркими плакатами на стенах, с удобным диваном, застеленным клетчатым нарядным пледом, с хорошим магнитофоном. Правда, Янка, по мнению Ольги, слушала какую-то дурацкую музыку, но в ее большой коллекции записей всегда можно было выбрать что-то, приемлемое для обеих девчонок. Нравилось Ольге и то, что родители никогда не входили к дочери, не постучав в дверь. Сначала это удивляло девочку.
— А чего это они? — спросила она как-то подругу.
— В смысле? Зачем стучат, что ли? — удивилась Яна. — А как иначе?
Ольга лишь вздохнула и промолчала. Они с матерью жили в однокомнатной хрущевке. А самое неприятное — мать без малейшего колебания лазила по карманам дочери, шарила в ее сумке и ящиках стола. Таким образом она пыталась контролировать Ольгу — не таскает ли ее акселератка-дочь с собой сигареты или, упаси Бог, презервативы. А Янка в десятом классе взяла и закурила при родителях. Это произошло при Ольге, и та обомлела от ужаса. И что же? Да ничего! А Янка, поняв, что это расстраивает предков, сама больше не повторяла этих экспериментов. Покуривала на улице, особо не скрываясь, однако дома больше этого нс делала.