Слуги Государевы
Шрифт:
— А ежели не разбойники они? А ежели там и бабы и дети малые? — не сдавался Суздальцев.
— Ух, и настырный же ты, капитан! — морщился воевода, — Всех защищаешь! Что за слуга государев из тебя? А еще на войне дрался!
— На войне-то, воевода, все просто. — усмехнулся невесело Петр, — там все ясно. Вон неприятель и бейся с ним. Не сдается — убивай, сдается — не моги. В плен бери.
— Как это не моги? — не понимал Михеев, пороху не нюхавший. — Враг он и есть враг. Что хочешь то и твори с ним.
— А вот и нет! — обрадовался даже
Царево имя впечатлило, конечно, воеводу. Хотя и хмыкнул недовольно.
— Что, не веришь? Слову царскому? — добил его Суздальцев.
— Верю, верю. — замахал Михеев. Ну его, оглашенного. Что у него покалеченного на уме? Скажет еще где-нибудь, дескать воевода Михеев слова ругательные про царя говорил, недоверие выказывал. Шут его знает, как оно там на войне. И торопить опять принялся:
— Давай, давай, поспешай капитан. А то прознают про сборы наши долгие, разбегутся.
Пошли наконец. Впереди Суздальцев, с ним мужик рядом на кобыле. Руки за спиной связаны — не сбежал чтоб. Позади драгун полсотни, за ними обоз из двух десятков телег тащится. На них мужиков посадских посадили, насильно от дома оторвав.
Осень уже была. Леса брянские в наряд золотой оделись. Огнем горят деревья. А рябины-то, рябины! Словно кровью красной ветви забрызганы.
— К холодам знатным! Знать зима сурова будет. — плетью показав, заговорил Суздальцев с проводником подневольным.
— И к кровушке. — тот отозвался угрюмо, в сторону кося.
— И к этому, — кивнул капитан. — Тебя, как кличут то?
Мужик помолчал малость, потом буркнул:
— Емельян!
— Как взяли то? — поинтересовался. Видя, что нерасположен проводник к разговору добавил. — Да не допрашиваю я тебя. Не изба ж у меня съезжая. Мое дело солдатское.
— Солдатское дело воевать с супостатами, а ты вон едешь, драгун понабрав, с людьми добрыми худое учинить. — огрызнулся мужик, глазами зыркнул и отвел снова.
— Я слуга государев, Емельян. Сполняю указ воеводский, а тот царем назначен. И не воевать буду. Добром попрошу, казнить не намерен никого, коли воров там не сыщется.
— Царь ваш антихрист! — зло кинул Емельян, — и указы его антихристовы.
— Дурак, ты, Емельян. — незлобливо ответил. — Видал я царя нашего. И не раз. Суров, горяч. Но рогов и копыт у него отродясь не было. — посмотрел насмешливо. — А что мы все тремя перстами крестимся, то есть ли разница как?
— То печать антихристова! — взбеленился мужик, аж напрягся весь. Но веревки крепкие, не вырвешься.
— Дурак, как есть дурак! В Бога одного веруем, иконам одним поклоняемся. Ан заладил. Антихристы все вокруг него! Ладно, оставим споры сии монахам ученым.
— По глупости. — буркнул Емельян.
— Во, видишь, был бы умный, не попался.
— От вас спрячешься. Под землей найдете!
— Найдем, коли вором окажешься. Но ты ж не вор?
— С ворами связался. — неожиданно ответил мужик.
— Что так?
— Да Карачев проехал уж было. На лесной дороге зазевался под вечор, меня кто-то по темечку кистенем сзади тюкнул. И все. Как подобрались и не знаю. Очнулся, голова в крови, сам в веревках. Как сщас.
— Кто такие?
— Разбойнички вестимо.
— Ограбили?
— Что грабить то? Ветер из котомки? — встрепенулся Емельян, сморщился — веревки впились, сник опять. — Коня вот забрали. — понурился.
— А чего не убили? Они вроде б живых-то не оставляют. Вона помещика с неделю назад ограбили и до смерти забили.
— Говорили они про то. Похвалялись!
— Ну-ка, ну-ка, — аж остановился Суздальцев, за поводья Емельянова коня ухватился. — сказывай все.
— А что сказывать? Говорили они так мудрено, что половину и не понял.
— Говори, что понял.
— Будем, говорили, кафтаны шить.
— Это грабить в смысле…Знамо те самые… — задумчиво сказал Петр. Поводья отпустил, дальше тронулись. — Ну что ж тебя они пожалели?
— С собой позвали.
— От чего честь такая?
— Стрелец я бывший! — мужик глянул настороженно на капитана. А тот ехал невозмутимо. Не произвело впечатления.
— Что с того? У меня на Москве вся ватага товарищей из детей стрелецких была.
— А-а-а. — протянул Емельян, — тогда понятно.
— Чего понятно-то тебе? — опять посмотрел насмешливо.
— Не такой ты, как все, капитан.
— А какой? — с интересом.
— Непонятный одним словом.
— Ну не можешь понять и не надо. А дале что?
— А дале делать нечего. Иль прирежут, или с ними подавайся. Вот и подался. К душегубам этим. Токмо не долго. На другой день на казаков городовых нарвались. Эти…воры, аки змеи в лес уползли, а меня повязали.
— А сам-то не душегуб? — посмотрел строго.
— Был грех. — кивнул мужик. — когда бежал, да еще одну душу христьянскую спасал. Сколь уж потом молитв отчитал, да поклонов отбил. Все едино — камень на душе. Да и опять, вот веду вас. Людям на погибель. Не сдюжил под пыткой! Мало, мало веры у меня. — головой замотал, зубами заскрипел. — прав был Досифей, ох, прав!
— Кто такой Досифей?
— Старец наш. Тама, в обители.
— А много народу-то обитает в скиту?
— Душ с полсотни, может чуток поболе. Капитан, — вдруг обернулся к Суздальцеву всем телом — и в правду убивать их не будешь?
— Зачем мне это? — подал плечами Суздальцев. — Я ж сказывал тебе, не душегубы мы. Слуги государевы.
— Перекрестись! — прямо потребовал Емельян.
— Да, на! — перекрестился.
— Фу, — выдохнул мужик. — Хоть чуть меньше грех мой будет.