Слуги паука 2. Пленники паука

Делез Морис

При упоминании о погибшей сестре что-то в груди Мелии болезненно сжалось, слезы подступили к глазам, готовые в любой миг побежать по щекам девушки.

— А не может найтись что-то полезное в потайном алтаре? — неожиданно спросил Конан.

— Откуда ты знаешь про алтарь? — оживился жрец и обернулся к Аниэле, объясняя: — Я знал о его существовании и сто раз пытался отыскать, но безуспешно.

— Я открыл его.

Киммериец равнодушно пожал плечами, словно не видел в этом деле ни малейшей трудности.

— И что ты там увидел? — Мэгил замер в волнении.

Конан снова пожал плечам:

—

У меня не было времени рассматривать. Я едва успел схватить камень с запекшимся в середине пауком, как меня вытолкнуло наружу, а позже…

— Да, да, я знаю,— перебил его Мэгил,— но, значит, там все осталось! Нужно немедленно идти туда! Ты ведь не откажешься сопровождать меня?

— Конечно! — рассмеялся Конан.— Раз это поможет.

Сейчас полдень,— он повернулся к Тефилусу,— я думаю, днем вряд ли что случится.

Тот высокомерно кивнул, показав, что не возражает, но ничего не ответил.

— Чуть не забыл,— Мэгил повернулся к Мелии и, порывшись в кармане, протянул ей какую-то вещицу на цепочке.

— Какая прелесть! — Девушка всплеснула руками и принялась рассматривать статуэтку со всех сторон, сразу став похожей на маленькую девочку, получившую неожиданный подарок.

— Это изображение Иштар,— улыбнулся жрец.— Говорят, оно обладает магической силой и способно защитить приглянувшегося человека, но лишь в том случае, если зов исходит от любящего сердца.

Мелия удивленно посмотрела на жреца, но тот лишь пожал плечами:

— Я знаю, что ты скажешь, это всего лишь красивая сказка. Просто я слышал эту историю и решил рассказать ее тебе, потому что ты любишь их.

Мелия кивнула и вновь посмотрела на статуэтку. Искусно вырезанная из слоновой кости вещица казалась почти живой. Почти… Словно лишь крохотной искры жизни не хватало ей для того, чтобы доказать, что это и на самом деле так.

— Когда смотришь на нее, кажется, что так и есть,— очарованно произнесла Мелия, не заметив, что говорит вслух.

— Ах, дочка, если бы боги защищали от зла хотя бы чистые души, насколько мир бы стал светлее! — Аниэла нахмурилась.— К сожалению, иногда мне кажется, что лишь Сет печется о своих почитателях… Но не будем об этом.— Она обернулась к Конану.— Сходите,— Аниэла улыбнулась.— Ты, Конан, еще молод, а Мэгил многое повидал в жизни, и тебе, несомненно, могут помочь его советы.

* * *

Все было так же, и все было иначе.

Теперь, при свете дня, дом выглядел по-другому, может быть, и не весело, но, по крайней мере, и не столь мрачно, как прежде, и если бы не трагедия, приключившаяся здесь чуть больше недели назад, Конан и вовсе не имел бы ничего против его посещения. По правде говоря, он и сейчас не протестовал — надо, значит, надо. Во всяком случае, сравнение с каменным гробом, пришедшее ему на ум в ту роковую ночь, теперь могло родиться разве что в голове безумца.

— Говорят, лишь благодаря тебе Мелия осталась жива в ту ночь.— Мэгил улыбнулся, словно говорил о чем-то необычайно веселом.

— А остальные отправились на Серые Равнины,— мрачно отозвался киммериец.

— Брось! — Жрец улыбнулся еще шире.— Ты же так не думаешь!

— Верно, — согласился Конан, — я просто

стараюсь не вспоминать ту ночь, но, когда такое случается, меня начинает одолевать неприятная смесь злости и бессилия! Своего бессилия изменить что-либо и злости на четверых молодых идиотов, словно сговорившихся погубить друг друга! — Он помолчал.— Плохое чувство — злость к мертвецам, заплатившим за свою глупость самую высокую цену.

— Не повезло.— Мэгил пожал плечами.

— Да, не повезло,— согласился киммериец,— но меня не покидает странное ощущение, что все происшедшее не случайно. Мелия, единственная из всех, вела себя разумно и осталась жива.

Конан не привык говорить подолгу и теперь, когда возбуждение, вызванное нахлынувшими воспоминаниями, улеглось, вновь замолчал.

Мэгил стоял отвернувшись. Он смотрел на дом, слушал рассказ спутника и думал о своем. Конан давно закончил говорить, а Мэгил все стоял, словно прислушиваясь к чему-то, что слышал только он.

— Я чувствую отзвук страшной трагедии, разыгравшейся здесь. Эти стены хранят боль и страх, а может быть, и еще что-то. Не знаю.— Он обернулся.— Ты не мог бы подождать еще немного, пока я подготовлюсь? Мне не хотелось бы соваться внутрь просто так.

Конан кивнул:

— Я прогуляюсь вокруг.

— Отлично! — Жрец явно обрадовался тому, что Конан не станет мешать ему.— Не задерживайся нигде специально, но и не торопись, и когда ты вернешься, я буду готов. Конан пошел вдоль стены. Окна первого этажа были зарешечены и забраны ставнями, окна второго защищали ажурные кованые решетки, но ставен на них не было, окна третьего не были защищены ничем. Видимо, высоту строения посчитали достаточным препятствием для злоумышленников. Киммериец прошел вдоль стены и, свернув за угол, увидел огромное окно с высаженными стеклами. Это окно, единственное из всех на первом этаже, не было закрыто ставнями, скорее всего, из-за размеров. Оно впрямь было огромно и протянулось на десяток локтей вдоль фасада и в высоту до перекрытия второго этажа.

Стекол так никто и не вставил.

Это было неудивительно — времени прошло мало, а забот сразу навалилось, хоть отбавляй. Погибли трое молодых людей, и все они принадлежали к шадизарской знати.

Поначалу предстоящие похороны начали стремительно превращаться в скандал, особенно когда родители молодого Эмерика потребовали объяснить, куда делось тело их сына, а родные Фабиана не верили глазам своим, когда вместо молодого богатыря, пусть и мертвого, увидели сморщенного столетнего старика. Впечатление усиливалось тем, что рядом лежало обнаженное тело прекрасной юной девушки, дважды проткнутое мечом.

Кто-то из родственников сгоряча все попытался объяснить злонамеренными действиями Конана, известного шадизарского вора. Это заявление прозвучало настолько абсурдно, что не нашло никакой поддержки у остальных, понимавших: что бы ни делал киммериец в доме и будь он хоть трижды вором, но не он же превратил Фабиана в ссохшуюся мумию!

К тому же Мелия заявила, что он к этому непричастен. Фабиан перед смертью убил ее сестру, а виноват во всем Эмерик, случайно наткнувшийся на книгу заклинаний, о которой они не имели ни малейшего представления. Он прочел одно из них и поплатился за это жизнью.