Слуги тьмы. И мне будет тепло
Шрифт:
Новый крик, не дальше и не ближе прежнего. Так и есть — пленника уводят все глубже в Тайг, а с ним и Даниэля. «Ну, ладно же, — решил он, упрямо стискивая зубы. — Появлюсь, где вы меня не ждете». Он свернул с прямой дороги, соединявшей его и — предположительно — лемутов, и дал лорсу шенкеля. Одживей помчал.
Они сделали еще один крюк, и Даниэль пустил лорса шагом. Теперь они тихо-тихо продвигались назад, навстречу лемутам. На краю небольшого овражка пастух натянул поводья; Одживей укрылся за стволами двух стоящих рядом сосен. Между соснами рос молоденький клен, и его красноватые листья хорошо скрывали длинные светлые ноги лорса.
Пленник опять
Лорс под ним напрягся, еле слышно всхрапнул. Идут!
Лемуты появились совсем не с той стороны, откуда он ожидал. Штук десять тварей скорой рысцой бежали по дну овражка — справа, как раз оттуда, откуда явился Даниэль. Громадные, тяжеловесные, отдаленно напоминающие своих предков-обезьян, мутировавших после Смерти. Волосатые Ревуны были наиболее разумными из всех лемутов, про которых Даниэль что-либо слышал. Говорили, что даже Народ Плотины уступает им в сообразительности… Впрочем, сейчас это не имело значения. Ревуны бежали гуськом, как солдаты на марше; у каждого в правой руке была увесистая дубинка, на левом плече — Даниэль не поверил своим глазам — свернутое лассо. Никакого пленника среди них не было.
Первый Ревун остановился и издал короткий вибрирующий вой, от которого Ноги Как Дуб захрапел и едва не выдал присутствие обоих наблюдателей. Даниэль упал ему на шею и принялся обеими руками поглаживать Одживея по морде; молодой лорс утих. Из-за овражка донесся ответный вой, и показалась четверка лемутов. Выходит, их путь пастух вычислил верно, и если бы не новый отряд, взявшийся невесть откуда… Тут он увидел пленника.
С первого взгляда Даниэль решил, что лемуты ведут ребенка: невысокий рост, тонкая кость, спутанные волосы до плеч. Голые руки и ноги были не то загорелые, не то просто грязные; кисти были стянуты ремнем за спиной, голова опущена. Однако это был вовсе не ребенок; пастух никак не мог сообразить, в чем дело, но пленник напоминал ему воина. Невысокий, хрупкий, безоружный, но именно воин. Ах вон что — шкура, в которую он одет. Короткая, до середины бедра, шкура эта держалась на одном плече и была перехвачена ремешком в поясе. Желтая, с черными пятнами. Шкура леопарда или иного, не менее опасного зверя. Одеяние воина либо вождя.
Эти мысли вихрем пронеслись у Даниэля в голове, пока он целился. Тенькнула тетива, стрела впилась в горло Ревуну, предводителю нового отряда. Вторая сразила его соседа. Третья пролетела мимо, четвертая вошла в мохнатую грудь одного из лемутов, которые привели пленника.
Ревуны на дне овражка опомнились и кинулись врассыпную, затем как по команде попадали на землю и стремительно поползли вверх по склону к Даниэлю. Трое Ревунов на другом берегу бросились назад в заросли, таща пленника за собой. Снова раздался щемящий, вынимающий душу крик, затем яростный вопль Ревуна.
— Пошел! — крикнул пастух.
Неожиданно для лемутов вынырнувший из-за сосновых стволов лорс сделал гигантский скачок и очутился на дне оврага.
— Пошел! — снова заорал Даниэль, и Одживей стремглав выбрался наверх.
Позади лес гудел от бешеного воя, впереди пастух заметил мелькнувшую серую шкуру.
Выхватил меч. Лорс настиг врага, Даниэль коротко рубанул. Удар пришелся по плечу; лемут взвыл и повалился наземь. Другой Ревун обернулся, замахнулся дубиной. Удар! Дубина упала вместе с отрубленной кистью. Раздался дикий рев лемута и рыдающий крик
Минут через пятнадцать бешеной скачки пастух натянул поводья. Одживей послушно остановился, поводя боками. Оглянулся — и вдруг попытался укусить пленника за ногу.
— Не сметь! — Даниэль ударил его по морде.
Лорс захрапел и оскалился. Пленник, до сих пор смирно лежавший на его широкой спине, зашевелился и сполз наземь.
Отступил; руки его все так же были стянуты ремнем и оставались за спиной. Пленник поднял голову; и Даниэль впервые увидел лицо существа, которое спас. И уставился в изумлении.
Во-первых, на него смотрела женщина. Женщина-воин, в этом он по-прежнему не сомневался. Невысокая, но крепкая и мускулистая, как рысь. Кожа у нее была светлая, и там, где ее не покрывала грязь, золотился легкий загар. Спутанные волосы были теплого цвета желтовато-коричневой коры на сосновых ветках, а глаза с длинным разрезом казались неимоверно глубокими и прозрачными. И они были невероятно зеленые — зеленей весенней травы, зеленей едва распустившихся иголочек лиственницы. Еще у незнакомки был твердый подбородок, плотно сжатый маленький рот и гордый точеный носик. Даниэль сказал бы, что она прелестна — если бы не явственное ощущение опасной силы, которое исходило от бывшей пленницы. И если бы не храпел так злобно лорс, который скалил зубы, бил копытом и в любую минуту готов был наброситься на нее и растоптать.
У пастуха зародилось ощущение, что от незнакомки надо как можно скорее избавиться. Элисия нуждалась в его любви и защите; женщина в леопардовой шкуре, скорее всего, нуждается только в свободе. Он соскочил с лорса и вытащил нож, намереваясь разрезать ремень у нее на руках. Она отступила, зеленые глаза сузились. Твердые губы разомкнулись, и прозвучал знакомый рыдающий жалобный крик-мольба. Даниэль замер, пораженный. На лице у женщины была написана беспощадная решимость, никак не вязавшаяся с молящим плачем. Похоже, это ее боевой клич, а вовсе не…
Он развернулся и локтем ударил пленницу в грудь — она кинулась на него дикой кошкой. Со связанными руками. Падая, она ногами обхватила его щиколотку и со всей силы дернула. Даниэль едва устоял — и то потому лишь, что ухватился за корявый ствол низкорослой, больной ольхи. Он ударил женщину по голени и освободил ногу из захвата, отпрыгнул. Вытащил меч. Женщина взвилась с земли и снова бросилась на него. В зеленых глазах было что-то нечеловеческое, звериное. Даниэль увернулся, лихорадочно соображая, что делать: то ли поупражняться в ловкости, ожидая, пока незнакомка выдохнется, то ли не связываться, а оглушить ее ударом меча — и дело с концом. Она — точно рысь, она же не понимает, что Даниэль ей не враг…
До сознания дошел бешеный рев лорса. Женщина в прыжке оттолкнулась ногой от ствола, прянула в сторону. Острое копыто Одживея скользнуло по ее плечу, зеленоглазая рухнула наземь. Даниэль обрушил на лорса удар мечом — клинок плашмя пришелся по груди, что-то хрустнуло. Лорс взревел; пастух хватил его кулаком по чувствительному носу, толкнул в сторону оскаленную морду.
— Пошел прочь! Прочь, я сказал!
Ноги Как Дуб захрапел, злобно прижимая уши, но отступил перед взбешенным хозяином. Повернулся и поскакал через лес, оставив Даниэля одного возле покалеченной пленницы.