Слуги тьмы
Шрифт:
У Даниэля внутри пробежал холодок нового страха. Элли — как на нее посмотрит начальник стражи? И пер Альберт?
Наплевать, решил он. Поначалу все будут заняты историей с лемутами, а женщиной-воином займутся потом, когда Даниэль успеет их подготовить. Она ведь никому не сделала дурного; значит, и люди ее не обидят.
Пастух завел зеленоглазую в хижину, а пса, наоборот, выпроводил за порог. Отнял у Элли нож, усадил ее на постель и переставил светильник на край стола, чтобы Элли оказалась в полумраке и меньше бы бросалась в глаза
— Аиэль?
— Сиди тихо, — велел он и вышел встречать гостей. Дверь оставил приоткрытой: мало ли, кто пожаловал, всякое может случиться; надо иметь возможность без задержки юркнуть в хижину, закрыть засов и потушить свет. А стрел в запасе еще достаточно, чтобы любой враг пожалел о том, что сунулся к лорсиному пастуху.
Сквозь листву замелькали огненные точки — факелы в руках всадников. Одна, две… Всего две? Разве это не поселковая стража под предводительством Жильбера Карро? Сильвер волновался и тревожно нюхал воздух.
— Кто это? — вполголоса спросил его Даниэль.
В ответ пес уселся на задние лапы и на весь лес залаял. При этом хвост его молотил по земле, и у пастуха отлегло от сердца. Видимо, все же свои.
Всадники выехали из леса, придержали разогнавшихся лорсов. Их было четверо; факелы держали первый и последний. Второй всадник вновь пустил своего лорса вскачь, вперед всех подлетел к хижине, спрыгнул наземь — и оказался Жанном, старшим братом пастуха.
— Дани? — Жанн взял его за плечо и крепко встряхнул, словно проверяя: Даниэль перед ним или призрак.
— Я самый. Где Сат Аш?
Подъехал и соскочил с седла семнадцатилетний Алейн, за ним спешился отец, Бэр Дюмо, с факелом в руке. Сильвер крутился у них под ногами и махал хвостом. Даниэль посмотрел на оставшегося в седле пера Альберта. После гибели Элисии они почти не общались, словно затаили вражду — как будто каждый считал другого повинным в смерти девушки. Отец Альберт держал факел близко к лицу; красноватые отсветы ложились на его ястребиные черты, и священник казался очень суровым.
— Где Сат Аш? — повторил Даниэль свой вопрос.
— В поселке, — ответил Жанн. — А мы тебя уже похоронили, — добавил он с усмешкой, которая была призвана скрыть его великую радость от того, что брат жив и невредим.
— Что стряслось? — в один голос спросили Даниэль и Бэр Дюмо. Жанн и Алейн засмеялись — громко, заливисто, как будто услыхали отменную шутку. Затем младший брат, как обычно, слегка заикаясь, принялся объяснять Даниэлю:
— Сат Аш п-притащился п-под вечер. Чуть живой б-был. В крови, расп-полосованный когтями — шея, сп-пина. Видно, рысь нап-пала — или еще кто. Мы и вп-прямь думали, что ты лежишь раненый…
— …или пожранный, — подхватил Жанн. — Прыгнули в седла — и сюда. А ты тут что и как?
— Вы не нашли записку? — Даниэль следил за отцом Альбертом. Священник не спеша объезжал поляну: вот он приостановился возле окруженного факелами Одживея, вот наткнулся на сваленных в кучу лемутов. — Я привязал
— А-а! — Жанн хлопнул себя по лбу. — А мы разобрать не могли: что за клочок болтается? Драная тряпка, только и всего. Сат Аш ее порвал и потерял бумажку. Мало ли суков в лесу? Зацепил, пока воевал с рысью. Так рассказывай: ты-то здесь чем забавлялся?
— Я насчитал восемь убитых Ревунов, — сообщил подъехавший отец Альберт.
— Что-о? — не поверил своим ушам Бэр Дюмо. — Дани?.. Этот стервец?.. Восемь тварей? Вот это да-а… Ну, сын!..
— Одживей прикончил двоих, — сказал Даниэль.
Отец двинулся взглянуть на лорса и Ревунов поближе, Жанн и Алейн пошли с ним.
— Откуда взялись лемуты? — сдержанно спросил священник; однако пастуху в его голосе послышалась то ли неприязнь, то ли даже скрытая угроза. — Дани, — требовательно продолжал отец Альберт, поскольку Даниэль молчал, — я хочу услышать правдивый ответ.
Даниэль пожал плечами. Так разговор не пойдет. Он отвернулся от священника, наблюдая, как отец и братья постояли возле огненного кольца вокруг Одживея, затем направились к лемутам. Бэр Дюмо высоко держал факел, и пламя освещало большой участок земли, на котором плясали тени людей. Вот они дошли до Ревунов; донесся возбужденный говор.
Пер Альберт наконец слез с седла, пустил своего лорса побродить. Трое других уже давно хрупали ветками у кромки леса, переходящего в прибрежные заросли.
— Дани, я тебя слушаю.
— Отец! — позвал пастух. — Иди сюда. Жанн, Алейн!
Лорс пера Альберта насторожился и всхрапнул, повернувшись к хижине. Залаял Сильвер и поскакал, хромая, вдоль стены. Даниэль успел увидеть, как обернувшийся на зов Жанн выхватил меч и помчался к спуску к реке.
— Стой! — он кинулся наперерез брату. — Жанн, стой! Это Элли!
Женщина-воин бежала к Атабаску. Видно, она почуяла, что из разговора с отцом Альбертом ничего хорошего не выйдет, и надумала потихоньку ускользнуть. Выбралась в обращенное к реке окошко — и… От воды ее отрезали бросившие ужин лорсы. Втроем они выстроились в линию, как солдаты, повернулись мордами к женщине, выставили рога. Элли бросилась вправо, к лесу. В ту сторону уже бежал отец Альберт; он был к ней ближе всех.
Даниэль развернулся и понесся вдогон.
— Не трогайте ее!
Лорсы тоже повернулись и друг за дружкой зарысили к зеленоглазой.
Лорс священника сорвался с места, длинными скачками обогнал хозяина и устремился к Элли. Затопчет! Даниэль сдернул с плеча лук, приладил стрелу и не целясь выстрелил.
Лорс с ревом взметнулся на дыбы, закружил на месте. Отец Альберт шарахнулся от него и тут же снова рванулся вперед.
— Не трогайте ее! — отчаянно закричал Даниэль, в ужасе от того, что священник вытащил из ножен меч. Каким-то образом в руке оказалась вторая стрела, он уже натягивал тетиву — и тут по плечу его хватил тяжкий кулак. Даниэль упал на колено, выронил лук.