Слуньские водопады
Шрифт:
Дональд и вправду лежал почти вплотную к воде, там, где она, грохоча и воя, низвергалась с высоты двадцати девяти метров.
Старший, а не младший из троих хорватов, после того как проволока была аккуратно размотана, обвязал себя одним концом под мышками и скрепил его так, как это делают скалолазы. Сам он сидел на краю мостков. Двое других закинули проволоку за один из вертикальных столбов, поддерживающих настил мостков, а частично и перила; сейчас на месте падения недоставало несколько метров ограждения. Сидевший обмотал конец второго куска проволоки вокруг левого предплечья, правда вполне свободно. Теперь он заскользил вниз, совсем медленно заскользил. Он должен был подойти к телу Дональда слева, чтобы обвязать его вторым куском проволоки и таким образом втащить тело наверх. Правда, никто не знал, за что зацепилось тело над самой бездной, возможно,
Вот старый крестьянин уже повис рядом с Дональдом.
Зденко смотрел на обоих, укутанный в неистовый шум.
Он уже привык к нему.
Во время всей этой процедуры перед внутренним взором юноши стоял искаженный силуэт Дональда, когда тот тщился вновь обрести равновесие: по этому неуклюжему, как бы замедленному движению, он и опознал англичанина.
Сейчас, когда продолжался нестерпимый грохот и Зденко целиком был под впечатлением внезапно нахлынувших событий, Дональд, отодвинувшись во времени, поскользнулся и упал на мостки. Картина раздвоилась, и теперь Зденко видел его на улице, где он поскользнулся на какой-то фруктовой кожуре, прощаясь с ним и с Херибертом Васмутом, подраненный - и эта рана была уже неизлечимой - и в таком состоянии отпущенный на Ближний Восток, после того как ему еще напоследок сказали, что, пока он был в Англии, Моника бывала здесь в парке во время теннисных партий. А теперь он видел Дональда Клейтона, споткнувшимся и упавшим в бездну. Обе эти картины были как бы выделены скобками, а то, что было между ними, составляло единое целое. И это было выразительнее и неопровержимое, чем "Меттерних-клуб", белая гвоздика в вазе и даже госпожа Генриетта или то, что наполняло его мысли в библиотеке в Ванице, когда он зачитывался там своим Брантомом. Зденко словно смотрел на все это в перевернутый бинокль. Но Дональд охватывал все, от начала до конца, поскользнувшись как в первый, так и во второй раз.
Храброму старому хорвату там, внизу, и впрямь удалось - медленно и спокойно - подсунуть проволоку под спину Дональда он связал ее узлом у него на груди и разогнул уже неподвижные руки. Потом они с силой потянули тело наверх, сорваться оно уже не могло.
Вот так, постепенно, рывками, возвращался Дональд после своей рискованной затеи; Зденко и Иво теперь тоже тянули проволоку. Один из двоих крестьян взял на себя командование. Дважды, когда тело Дональда зацеплялось за какую-нибудь зазубрину, к нему подтягивали старика, который освобождал его. Замена проволоки и ее укрепление совершались с величайшими предосторожностями. Выше, там, где скала была голой и скользкой от мха, дело пошло быстрее. Наконец Дональда на плечах перенесли по мосткам и положили на доски, а сами бросились помогать спасателю. Тот, вконец измученный, опустился на мостки. На Зденко вид Дональда произвел удручающее впечатление. Глаза его были полузакрыты и казались совсем закатившимися. Иво опустился на колени возле него. Младший из трех хорватов что-то прошептал ему на ухо.
– Что он говорит?
– спросил Зденко тоже шепотом.
– Этот человек умер от испуга, - перевел венгр.
Они несколько раз перевернули недвижное тело, на нем не было даже царапины, и оно, если не считать нескольких брызг, оставалось совершенно сухим. На спине клетчатого дорожного костюма виднелся зеленый извилистый след мха. Зденко пришло в голову, что у Дональда при себе были сигареты и спички, он роздал их всем присутствующим. Старик в полном изнеможении все еще сидел на мокром настиле.
Дональд был мертв. Как только Зденко уразумел этот неопровержимый факт, ему почудилось, что удар литавры отделил тот отрезок времени, который до этого мига находился как бы в скобках, то есть когда Дональд поскользнулся на улице в Вене и до его последнего отчаянного движения здесь, на мокрых мостках. На этом все кончилось - это ведь было единственное, что кончилось действительно, отчетливо и навек, - это еще можно было бы удержать в памяти, почти телесно, словно укротив и зажав в руке. И вновь вернулось ощущение, с которым Зденко так недавно бесстрашно взглянул на пенное пространство, а потом в глаза Иво. Внезапно он заметил, что тот плачет. Ему это было чуждо. Он уже собрал силы для следующего шага, который сделает - он уйдет от самого себя, как бы выйдет из пещеры, снова увидит солнце над пенящейся водой, снова, как впервые,
Мертвое тело подняли оба молодых хорвата. Иво и Зденко хотели тоже помочь, но те покачали головами и подали им знак стать в хвосте маленькой процессии. Проходя мимо того места, где теперь над пропастью не было перил, старик обследовал столбы, на которых они лежали. Они, конечно, стояли крепко, но плотницкие насечки - в них и были заглублены жердины оказались изрядно подопревшими, так же, вероятно, это выглядело на концах самих жердин, где сырость, а возможно, и вибрация, вызванная напором воды, вытеснили из паза большой гвоздь. Однако осмотрев следующую опору, он убедился, что там ничего похожего не было. Там перила выдержали бы, не дрогнув, самого тяжелого мужчину.
Они двигались, неся мертвое тело, старик шел сразу же за Иво и Зденко, в направлении, противоположном тому, откуда пришел Дональд; младший из парней еще до этого успел отнести проволоку обратно на мельницу. Парням, которые с величайшей осторожностью несли мертвеца, приходилось часто отдыхать. Так шли они от мельницы к мельнице (все эти мельницы бездействовали), от мостков к мосткам. Грохот воды, казалось, поослаб, стал походить на легкий шум, что стоит в ушах у спустившегося с высокой горы человека. Еще один, более длинный мост. Потом каменистый берег. Слева к предмостному укреплению опускалась проезжая луговая дорога. Перед ними был склон, окаймлявший каменное ложе реки. Младший из крестьян сразу же ушел в деревню, чтобы, как выяснилось позднее, привести врача общины и кого-нибудь из ратуши или жандармерии.
Они опустились на колени, расстегнули одежду Дональда, прослушали сердце.
Сомнений больше не было.
Зденко, сотворив молитву, смотрел на пенящиеся водопады, на солнце. Потом взглянул в глаза Иво. Очень возможно, что глаза у Зденко блестели. В еще влажном взгляде Иво появилось что-то вроде изумления и испуга, почти откровенного ужаса. Зденко отвел глаза. С этой минуты он понял, что необходимо владеть собой и скрывать то удивительное новое мужество, что переполняло его именно перед лицом этого покойника, ибо оно было оскорбительно для любого свидетеля этого часа, призывавшего к печали.
Почти одновременно с врачом, жандармом и бургомистром там, где от проезжей дороги идет тропинка к воде и мосту, появились гуляющие: доктор Харбах и Хвостик.
Встреча этих трех групп, которые тотчас же собрались вокруг мертвого тела на берегу, как вокруг естественного в настоящий момент центра внимания (при этом все перемешались, Зденко и Хвостик раньше других поздоровались друг с другом, и Харбах в полной тишине, как сторонний наблюдатель, сразу узнал Зденко), - эта встреча породила много беспорядочной суеты, которая мало-помалу улеглась, когда официальные представители власти отдали необходимые деловые распоряжения. После того как врач общины, с которым его мюнхенский коллега уже успел познакомиться, констатировал у Дональда наступление смерти от паралича сердца, а не от утопления (последнее было совершенно очевидно), бургомистр пригласил в ратушу свидетелей несчастного случая, чтобы составить протокол. Оба врача вполголоса обсуждали возможность, ввиду полной ясности ситуации, обойтись без вскрытия и необходимость при теперешней жаре немедленных мер по сохранению тела. Хвостик уже обмолвился, что тело покойного следует переправить, и, вероятно, даже в Англию.
Тем временем явились еще два человека из жандармерии с носилками.
Зденко отошел на несколько шагов к воде. Шум водопадов был теперь глубоким и спокойным, отсюда это был уже не рев, не вой и не шипение, а единый, словно органный звук. Мощное движение воды было постоянным, гром, обращенный в себя, приход и уход одновременно, а для человеческого уха монолит, рядом со звучным покоем которого все становилось мелким.
Хвостик, миновав село, по мосту перешел через водный поток. Дорогу к почте ему указали. Тут ему вдруг почудилось, что он понял то, что было ему непонятно еще на "Кобре" в Адриатическом море: яркий возврат того неимоверно волнующего времени, тридцать два года назад, его тогдашних усилий, забот и страхов (из-за англичан и двух баб, что жили у него!). Что-то от той взволнованности должно было вернуться. Хорошо! Пусть! Так он думал тогда, но что, собственно, пусть? Теперь это случилось, ядро выскочило из ореха, крепкое ядрышко! Он вошел на почту - дверь еще не успела за ним закрыться - и, чрезвычайно удрученный, опустил голову. За окошком сидел Мюнстерер. Он сразу узнал Хвостика.