Слушай, смотри, люби
Шрифт:
Солнце клонилось к закату, и над Римом разливался золотистый свет, который, казалось, исходил от самого города.
Дойдя до той части сада, откуда открывался один из самых великолепных в мире видов, она увидела перед собой весь город, раскинувшийся у ее ног, как детская игрушка Купол собора Святого Петра высился на фоне золотистого неба.
С запада постепенно распространялся багровый свет, сливавшийся с густой синевой угасающего дня.
Она не могла оставаться равнодушной ко всей этой красоте,
Темпера чувствовала, что не может встретиться с ним в доме, она должна быть одна, когда он придет к ней, окруженная очарованием, которое отныне должно стать частью их жизни.
Казалось невероятным, что всего неделю назад она едва избежала смерти, спаслась от неминуемой гибели, чтобы познать неземное блаженство в объятиях герцога.
Она вновь перебирала в памяти драгоценные мгновения, когда он целовал ее, и чувствовала, что никто не мог бы испытать такое блаженство и не умереть от восторга.
А потом он спросил ее, и голос его звучал как-то странно неуверенно:
— Когда же ты станешь моей женой, любимая?
Тут только, впервые с того момента, как он спас ее, она вернулась к реальности.
— Ты… вы не можете… вы не должны… этого нельзя, — бессвязно пробормотала она.
Он понял, что она хотела сказать, и улыбнулся.
— Я был бы горд и счастлив жениться на дочери друга моего отца, сэра Фрэнсиса Ротли.
— Ты… ты знал?
Он с улыбкой привлек ее к себе.
— Когда я впервые увидел тебя в саду и узнал в тебе, как бы это ни казалось невероятно, ангела Леонардо да Винчи, которого я искал всю жизнь, я сразу же полюбил тебя, моя прелесть. — Выждав паузу, он продолжил: — Нет, это не так. Я любил тебя с девятилетнего возраста, но эту историю я расскажу тебе позже.
Темпера попыталась что-то сказать, но он продолжал:
— Я знал, что ты моя, что ты принадлежишь мне и ничто нас не разлучит. Все это я чувствовал в душе, но рассудок заставил меня вести себя благоразумно.
Темпера смотрела на него широко раскрытыми глазами. Голова ее лежала у него на плече.
— Поскольку я владею сокровищами, многие из которых, как ты знаешь, уникальны, у меня организована очень эффективная система охраны. — Он снова улыбнулся. Когда я запросил из Лондона по телеграфу сведения о камеристке леди Ротли, мне сообщили, что камеристки у нее нет и что она отбыла в южную Францию со своей падчерицей — мисс Темперой Ротли.
— Так вот как ты… узнал, кто я такая на самом деле…
— Да, любимая, вот так и узнал, но следуя твоему желанию, я предоставил тебе продолжать твой обман.
— Я не сказала… тебе о… картинах, — пробормотала она, — потому что думала, что это может… повредить мачехе, если станет
— Это-то мне понятно, только ужасно, что из-за этого ты подверглась такой страшной опасности, о какой я даже подумать не могу без содрогания.
Она услышала, как голос его дрогнул, и это настолько ее тронуло, что, спрятав лицо у него на груди, она прошептала:
— Теперь я… в безопасности.
— Навсегда, — отвечал герцог. — Я с тебя глаз не спущу, а если кто-то попытается причинить тебе вред, я его убью.
Ярость, прозвучавшая в его тоне, напомнила ей о лорде Юстасе. Темпера бросила взгляд в сторону закрытой двери.
— Он никогда больше не тронет тебя, — сказал герцог.
— Если будет… следствие, все узнают… обо мне, и это может… повредить мачехе.
— Это так на тебя похоже, моя радость, думать обо всех, кроме себя. Я уверен, что граф найдет выход. А я сейчас могу думать только о твоих губах.
Он снова овладел ими, и она больше ни о чем не могла думать, только о нем.
Когда вошел граф, Темпера убедилась, что он намерен действовать весьма решительно.
Поцеловав ее в щеку, он сказал:
— Находя вас в его объятиях, я полагаю, мне следует поздравить его, как он совсем недавно поздравил меня.
— Я так счастлива за матушку.
— А я счастлив за вас, — отвечал граф. — Это то, чего желал бы для вас ваш отец.
Он говорил так искренне, что у Темперы на глазах выступили слезы.
— Я очень, очень… счастлива!
— Ты говоришь моими словами, — сказал герцог. — Кто поистине счастлив, так это я.
— Я думаю, мы все очень счастливые люди, — сказал граф, — но мы должны быть благоразумны: скандала не должно быть ни под каким видом.
— Что ты сделал с Юстасом? — спросил герцог.
— Я приказал ему покинуть твой дом в течение часа и предупредил, что, если он не уедет в Южную Африку к отцу, ты начнешь преследовать его судебным порядком, и не только за кражу, но и за покушение на убийство! — Темпера протестующе вскрикнула, но граф продолжал: — Не беспокойтесь. Я хотел его напугать, и мне это удалось. Он сделает то, что я велел, потому что у него нет выбора.
— А ты уверен, что он послушается? — спросил герцог.
— Вполне. Я сказал ему, чтобы в течение пяти лет он не смел показываться в Европе. Уверен, он не в первый раз подменяет оригиналы подделками. Я немедленно займусь расследованием этого дела.
— Видишь, любимая, — обратился герцог к Темпере, — я же говорил, что мы можем спокойно передать это дело в умелые руки Винченцо.
Граф и в самом деле все ловко распланировал.
Леди Ротли и ее камеристка покинули замок на день раньше намеченного срока и в середине дня были уже в поезде, увозившем их в Италию.