Слушайте звезды! (сборник)
Шрифт:
Сразу после ужина Хромой, провожаемый пристальным взглядом старосты, покинул свою секцию и по бесконечным пролетам аварийной лестницы поднялся на несколько десятков палуб вверх — в седьмой моноблок. Здесь размещались службы наблюдения и связи. Посторонним здесь болтаться в общем-то не полагалось.
Оглянувшись по сторонам, он негромко постучал в дверь поста наружного контроля. Никто, кроме старшего дежурного по Компаунду, не имел права заходить сюда, но находившийся сейчас на вахте оператор оказался бы последней свиньей, если бы не впустил Хромого. И действительно — дверь открылась. Плотный лысоватый человек, улыбаясь
— Вот не ожидал. Заходи.
В длинном полутемном помещении мерцал огромный зеленоватый экран и вразнобой мигали разноцветные лампочки.
— Садись. — оператор указал на свободное кресло. — Случилось что-нибудь?
Это был единственный человек, которого Хромой знал еще до того, как попал сюда. Много лет назад, курсантом-радиотехником, он проходил шестимесячную стажировку в экипаже Хромого. С тех пор они не виделись и встретились только здесь, на Венере, где радиотехник занимал положение куда более приличное, чем его бывший командир. Несколько раз, разговаривая с Хромым в столовой, он приглашал его в гости, впрочем, ничего конкретного при этом не обещал. Был он, видимо, неплохим человеком — из тех, кто хоть ничем тебе и не поможет, но зато и вреда не причинит.
— Шел мимо, решил заглянуть, — соврал Хромой. — Как живешь?
— Ничего.
— Может, новости какие есть?
— Нет. По крайней мере хороших.
— А экран для чего здесь?
— Это изображение поверхности планеты в радиусе двадцати километров вокруг нас. Вот тут Компаунд, — он ткнул пальцем в центр экрана. — А вот ракетобот, — он отметил крохотную светящуюся точку. — Разыскивает тех, кто не вернулся вчера. Троих уже вроде, нашли.
— Ну и как они?
— Как всегда. В лепешку. Сегодня рабочие бригады не выходили. Ждут, когда уберутся «матрасы».
— Я тоже был там. Едва-едва спасся.
— Что ты говоришь? Повезло тебе.
— Информация с экрана записывается куда-нибудь?
— Обязательно. Вот этот блок.
— Знакомая штука. У нас на корабле тоже был такой.
— Да. Вот клавиша пуска, вот перемотка, а это — запись.
— А красная кнопка?
— Экстренное стирание. Разве ты забыл, командир? — оператор, вначале ощущавший некоторую неловкость, был рад, что нашел тему для разговора. — Послушай, — сказал он, как будто вспомнив что-то. — Может, выпить хочешь?
— Да как-то, знаешь, неудобно.
— Ну что ты. Я сейчас.
Отверткой он приподнял одну из плиток пола и вытащил трехлитровую пластмассовую емкость, кусок завернутой в бумагу поваренной соли, и несколько фильтров от респиратора.
Пока оператор, нагнувшись, копался в своем тайнике, Хромой быстро нажал на кнопку аварийного стирания. Крохотная, не больше булавочной головки лампочка, контролировавшая наличие записи в кассете, погасла.
— Здесь у меня клей, — пояснил оператор, выпрямившись. — Спецклей на спирту. Дрянь, но пить можно.
— Мне что-то расхотелось, — отозвался Хромой.
— Ну, как хочешь.
— Пойду. Уже поздно. Будь здоров. Расставшись, оба вздохнули с облегчением.
Хромой уже собирался ложиться спать, когда его вызвали в коридор. Кто-то незнакомый сунул ему завернутый в бумажный мешок баллон и шепнув: «Бригадир тебя зовет к себе», — быстро удалился.
В крохотной каморке бригадира на столе стояли две кружки холодного чая и лежала пачка галет.
— Присаживайся, — пригласил бригадир. — Баллон тебе отдали? Спрятал? Ну, молодец.
Хромой маленькими глотками пил чай, все
— Так говоришь, в яме лежали… — задумчиво проговорил тот. — Бывает… Может быть, ты все же еще что-нибудь нашел?
— Нет.
— Постарайся меня правильно понять. Ты, вроде, не доносчик, это точно. И еще слушок есть — убежать хочешь, — бригадир снова глянул на Хромого.
— Нет, не хочу.
— Меня можешь не бояться. Если бы я на тех работал, — он ткнул большим пальцем куда-то вверх, — тебя бы еще вчера за жабры взяли. Буду говорить откровенно. Сюда попал с одной из последних партий. Уже четыре года с Земли никто не прилетал. Было объявлено, что Страшный суд наконец свершился. Кое-кто, правда, засомневался. Но это оказался как раз тот случай, когда сомненья вредят здоровью. Никто тех скептиков больше не видел. Признаюсь, лично я ни в ад, ни в рай, ни в спасителя не верю. О том, как попал сюда, скажу в двух словах — больше деваться некуда было. А теперь вижу: лучше бы дома под забором подыхал, чем здесь наслаждаться вечной жизнью. Трудно поверить, что в наше время возможно такое. Ведь это и рабство, и инквизиция, и фашизм, все вместе. Те, кто прибыл на Венеру с последним транспортом, рассказывали, что на Земле нашим Храмом занялись всерьез. Запретили его деятельность в десятках стран, наложили арест на имущество, раскрыли массу афер и преступлений. Что случилось потом, никто не знает. Почему прервалась связь с Землей? Почему больше не прилетают корабли? Твои баллоны, судя по всему, взяты с корабля, который посетил Венеру совсем недавно — год, от силы два года тому назад. Если тебе об этом что-нибудь известно — скажи.
— К сожалению, сказать нечего. Спасибо за чай.
— Еще несколько слов. Многие здесь думают так же, как и я. Как только это станет возможным, мы попытаемся захватить Компаунд, чтобы узнать, наконец, всю правду. У нас уже довольно сильная организация, и имеется кое-какое оружие. Времени очень мало. Надо спешить, пока в людях еще до конца не убито все человеческое. Если хочешь — присоединяйся к нам.
— Нет, я не заговорщик.
— Значит — бежишь? Веришь, что на Марсе — рай?
— Я бы не хотел говорить на эту тему…
В свою секцию Хромой вернулся уже после того, как во всех жилых помещениях погасили свет.
— Где ты шатался? — спросил проснувшийся, а может и вовсе не спавший староста. — Знаешь ведь, что после ужина нельзя никуда уходить.
— Могут у меня появиться неотложные дела, — огрызнулся Хромой, устраивая постель.
— Знаю я, какие дела делаются ночью.
— Ну, а раз знаете, то и спрашивать нечего.
— Значит, не скажешь, где был?
— Нет.
— И даже не соврешь?
— Не собираюсь.
— Откуда ты только такой взялся? Астронавт. Подумаешь — фигура. Да ты хоть один год пожил на Земле? Людей, небось, видел из окошка лимузина, когда тебя везли на очередной банкет лопать устриц. А другие в это время ели хлеб из целлюлозы и сыр из планктона.
— Сейчас мы в одинаковом положении.
— Нет, не в одинаковом. Я уже давно ни на что не надеюсь, а у тебя есть что-то на уме. И из-за этого мы все можем хлебнуть горя. Мы для них хуже, чем грязь. Думаешь, они останутся тут навечно, как все мы? Черта с два. Отбарабанят свой срок — и на Марс. А на их место пришлют других, чтобы еще крепче давили из нас сок. Ты думаешь, для чего мы здесь? Скоро все Компаунды соберутся у полюса. Там будем строить завод по изготовлению ракетного топлива. Вот где начнется настоящая каторга.