Служанка арендатора
Шрифт:
Маркус получил от своего бухгалтера обширное донесение и должен был немедленно ответить на некоторые пункты, поэтому он сидел в беседке за письменным столом и работал с таким напряжением, что забыл обо всем окружающем.
Никто из семьи арендатора не заходил к нему сегодня, только служанка принесла обед, который он съел наскоро, и снова погрузился в свое занятие.
Глубокая тишина, царившая в беседке, нарушалась только скрипом его пера, как вдруг дверь с шумом распахнулась, и на пороге, стуча кожаными башмаками, появилась госпожа Грибель. Жена арендатора собственноручно, как
– На воздухе душно и жарко, словно в печке, – заявила она, вытирая передником лицо и шею. – А в нашем господском доме всегда царит приятная прохлада! Мы с Луизой встали в четыре часа и отправились в графский лес за грибами! Потрудились немало, зато набрали чудесных сморчков и полную корзину земляники! И какие крупные грибы в княжеском лесу, в половину моего кулака будут!
Поставив поднос с кофе перед Маркусом, толстушка продолжала:
– А вот что касается служанки господина судьи, я должна вам сказать, что я категорически возражаю, чтобы она жила в одном доме с нами! – заявила она с раздражением. – Это не годится уже ради моей Луизы, которая будет приезжать домой на праздники!… Вы знаете, я сегодня остолбенела от изумления, когда в половине пятого увидела, как эта особа с мызы выходила из дома лесничего! Это же скандал, и я вижу, что вы покраснели, господин Маркус! Еще бы! Как не покраснеть от стыда за поведение теперешних молодых девушек!
Передохнув, госпожа Грибель прибавила:
– Так вот, я заявляю, что если семейству судьи нужна служанка, я найду им хорошую честную девушку, а эту не пущу и на порог к себе! У Грибель честь и стыд всегда стояли на первом плане, господин Маркус, и я надеюсь, что вы понимаете меня, и не будете настаивать!… Ну, а теперь пейте кофе, пока оно не остыло, а то недолго и заболеть: у вас лицо горит, как в огне!
Едва захлопнулась за нею дверь, молодой помещик порывисто вскочил: он был страшно взволнован и негодовал на Грибель, которая, оказывается, была такой же сплетницей, как и все старухи.
Оклеветанная ею девушка держалась слишком гордо и высокомерно, вот все и ненавидят ее, но ее поведение безупречно и никто не смеет осуждать ее, в каком бы часу она не выходила из дома лесничего!
Но почему им всегда овладевало какое-то странное чувство невыразимо жгучей боли, если при нем упоминали имя этой девушки, соединяя его с именем лесничего?…
И вдруг ему стало ясно, что все, что он задумал и намерен был выполнить, как бы считаясь с последней волей покойной тетки, на самом деле имело другую подкладку. Он не хотел предоставить „зеленому сюртуку“ ореол гуманности, он желал сам быть на его месте, хотел предупредить его, и… достиг совершенно противоположных результатов!
То, к чему он так пламенно стремился, оказалось во вред ему: попечения служанки делались ненужными ее господам благодаря его распоряжениям, и это ускоряло свадьбу ее с лесничим…
Грибель была права – его лицо пылало, и кровь лихорадочно била в виски!
Маркус в волнении шагал по комнате, и от самого себя он не мог уже скрывать то, что стало теперь ему так ясно…
Он понял, что с ним происходит, и ему казалось,
Да, кровь бушевала в нем из-за девушки, находившейся в услужении, из-за девушки в рабочем платье, с загрубевшими от работы руками. Но и на лбу той, которая очаровательно улыбается, стоя рядом с гордецом в своем подвенечном наряде, не написано о благородном ее происхождении!
И разве девушка с темными кудрями хуже этой очаровательной блондинки? Разве она не так же прекрасна? Разве у нее не такой же чарующий взор, так странно поразивший его сердце тут, на портрете, и там, под платком, который он так дерзко сдернул с ее головы?…
Да, на улице жара и зной, но там есть простор широких лугов, и дорога, ведущая к темному лесу! А здесь, в комнате, низкий потолок и четыре стены…
Перо было отброшено в сторону, и бухгалтер мог долго ожидать необходимых ему указаний! Глава большой фирмы „Маркус“, до сих пор добросовестно относившийся к делу, стремился подальше, забыв и думать о деловых интересах.
12.
Не долго думая, Маркус схватил шляпу и отправился по дороге, ведущей к сосновой роще. Его решение не приближаться к мызе разлетелось, как легкое облачко пыли, поднимавшейся с земли!
Обойдя левую сторону двора, владелец усадьбы остановился против запертых ворот и заглянул в ту щелку, в какую два дня тому назад смотрел нищий.
Куры попрятались от жары в холодок, цепная собака, изнемогая от зноя, лежала, высунув язык. Но старики, казалось, были рады ярким лучам солнца: окна их комнаты были открыты настежь.
У одного из них сидел судья за чтением книги, в другое было видно больную, лежавшую неподвижно на своей постели.
На окно мансарды Маркус бросил лишь мимолетный взгляд: ему было все равно, находится там гувернантка или нет. Он был одержим одной только мыслью, ради которой обошел двор с правой стороны и заглянул в кухонное окно.
Но и там было пусто, как и в саду, который он быстро обошел, пусто и вокруг всей мызы…
Маркус гневно кусал губы!
Неужели ему надо идти в графский лес, чтобы убедиться, что он – глупец, которому стоит лишь покорно удалиться?!
Ах, как негодовала бы мачеха, дочь тайного советника, как злобно хихикали бы молодые дамы и девицы, к которым он всегда относился с высокомерием непобедимого! Да и его приятели не мало потешались бы, торжествуя, что и он одержим любовной горячкой, которую он высмеивал…
Все эти мысли вихрем пробегали в голове молодого помещика в то время, когда он, все ускоряя шаги, спешил добраться до букового дерева, из-за которого он мог наблюдать за домом лесничего.
Маркус должен был признать, что этот красненький домик должен казаться раем в сравнении с пустынным двором полуразрушенной мызы! А кругом темнели буки, дальше горы, покрытые лесом, и какой чудесный воздух!
Дверь домика была заперта, и Маркус хотел уже покинуть свой наблюдательный пост, как вдруг раздался громкий смех, заставивший его остановиться.