Служба - дни и ночи
Шрифт:
Сальникова пришла в назначенное время к ресторану. Казимир был уже там и сразу же предложил ей пойти поужинать в ресторан. Она отказалась, сославшись, что пришла предупредить: сегодня уезжает в неочередной рейс, так как заболела сменщица. Казимир поинтересовался, когда она поедет в Харьков в следующий раз. А узнав, что девятнадцатого, с радостью сообщил ей, что он с другом тоже двинется этим поездом.
— А что вы так часто ездите туда? — спросила Сальникова.
Казимир рассмеялся и ответил:
— А мы работаем в такой фирме, дела которой начинаются в Минске, а завершаются в Харькове.
Работники милиции быстро установили, кто такие Казимир и его друг. Выяснилось: они занимаются
Мельников и Стельмах, приобретая билеты на поезд, просили у кассира места в шестом вагоне, в котором проводницей работала Сальникова.
Два оперативных работника взяли билеты в седьмой вагон. Все шло нормально. И они уже мечтали скоро пожинать плоды своей работы. Вдруг к ним в вагон прибежала Сальникова. Она сказала, что к ней подошел пассажир, ехавший в одном купе с Мельниковым и Стельмахом, и потребовал немедленного вызова милиции, так как его попутчики по купе везут подозрительные детали.
Оказалось, что в отсутствие Мельникова и Стельмаха принялся он стелить себе постель. Открыл сиденье, где лежали матрацы, а там стоял черный саквояж его попутчиков. Мужчина, видимо, действовал неуклюже и случайно опрокинул саквояж. Из него посыпались бумажные пакетики с какими-то деталями. Пассажир решил их положить обратно в саквояж и, открыв его, обнаружил, что он битком набит подобными пакетиками. Он тут же бросился к проводнице.
Работники милиции решили поговорить с гражданином, попросить его, чтобы он не волновался и молчал. Но они опоздали. Из купе доносился уже его громкий голос. Он ругал возвратившихся из ресторана Мельникова и Стельмаха.
— Жулики! — кричал он. — Я уже вызвал милицию. Вы же воры!
Делать было нечего. Пришлось вмешиваться и задерживать Мельникова и Стельмаха. Ляхов вспомнил, как он, вымучивая из себя улыбку, благодарил пассажира за бдительность.
Стельмах лежал на жестком топчане и думал. Глаза были открыты, и через зарешеченное небольшое квадратное окошко он смотрел в темное небо, усыпанное звездами. «Неужели на все придется смотреть только через решетку?» — спрашивал он сам себя и раскаивался. Вспомнил мать-старушку. Она еще, видимо, не знает о том, что он задержан. Но завтра уже ей об этом сообщат. Представил себе расстроенное болезненное лицо старой матери, грустные глаза, в которых скрывалась тревога. «Жаль ее! Что она хорошего видела? Ничего! А может, рассказать всю правду, все, что знаю? Вдруг не арестуют, оставят на свободе?» И тут же другой внутренний голос протестовал: «Нельзя. Многих людей потянешь, а от них не жди снисхождения, еще и убить могут...»
Стельмах не спал...
На следующий день Стельмаха доставили из КПЗ в районный отдел. Ляхов и Зеленяев решили, прежде чем приступить к допросу, поговорить с ним.
Стельмах, проведя бессонную ночь, выглядел усталым, разбитым. Его лихорадочно блестевшие глаза поочередно останавливались на каждом из работников милиции. Многое передумал Михаил за прошедшую ночь, но как себя вести, так и не решил.
Зеленяев не торопился с разговором. Он видел, что творится с парнем, и хотел, чтобы он сам сделал выбор. Для разговора с ним тема была подготовлена. Дома у Мельникова обнаружили большое количество деталей от часов и большую сумму денег. Обыск в квартире Стельмаха тоже дал кое-что. Можно было, как говорится, брать быка за рога. Но работникам милиции казалось, что в лице Стельмаха они встретили не матерого преступника, а человека, втянутого Мельниковым в это грязное дело. При встрече с людьми, подобными Стельмаху,
Тишину нарушил Зеленяев:
— Прежде чем приступить к записи ваших показаний, мы хотим еще раз ознакомить вас со статьей 37 Уголовного Кодекса Белорусской ССР. Эта статья называется «Обстоятельства, смягчающие ответственность». — И он протянул Уголовный Кодекс Стельмаху: — Прочтите, пожалуйста, и подумайте над этим. Впрочем, давайте почитаем вместе и подумаем, чем вы можете облегчить свою судьбу.
Он раскрыл кодекс и начал громко читать:
— Статья 37. При назначении наказания обстоятельствами, смягчающими ответственность, признаются: пункт первый: «Предотвращение виновным вредных последствий совершенного преступления, или добровольное возмещение нанесенного ущерба, или устранение причиненного вреда». Далее, пункт восьмой: «Чистосердечное раскаяние или явка с повинной». Я думаю, что это вам подходит. Правда, в ваших действиях нет явки с повинной, но остальное может быть. И, наконец, пункт девятый: «Активное способствование раскрытию преступления». Подходит это вам?
Стельмах опустил голову и молчал, глядя себе под ноги.
Зеленяев понимал, какая борьба идет сейчас в душе этого парня, и поэтому старался быть ненавязчивым. Он хотел, чтобы в этой борьбе победил разум. Специально сделал паузу, чтобы дать Стельмаху еще раз поразмыслить. И вот уловил момент, когда обвиняемый на секунду оторвал глаза от пола и окинул взглядом кабинет. «Надо начинать», — подумал следователь и заговорил:
— Ну, а теперь давайте разберемся в ваших действиях. Начнем с вопроса, что толкнуло вас на преступление? Нужда? Сколько вы получали в месяц?
— Сто сорок — сто пятьдесят рублей.
— Какая пенсия у вашей мамы?
— Шестьдесят шесть.
— Сколько человек в вашей семье?
— Двое: я и мама.
— Хватало вам на двоих двухсот рублей?
— Вполне.
— Так, может, вы поясните, что заставило вас пойти на преступление?
Стельмах, опустив голову, глухо произнес:
— Я и сам думал над этим, но ответа пока не нашел.
— Ну что же, давайте вместе подумаем. При каких обстоятельствах вы познакомились с Мельниковым?
— Он предложил мне замочить получку, я согласился, и мы пошли в ресторан.
— А кто платил в ресторане?
— Он. Я хотел, но Казимир не разрешил.
— Просил он вас о каком-нибудь, пусть незначительном, одолжении?
У Стельмаха как-то неожиданно вырвалось:
— Да, просил, чтобы я ему несколько десятков аксов принес. — И он тут же густо покраснел. Сам того не ожидая, начал говорить правду. А следователь, словно не замечая его замешательства, как бы советуясь со Стельмахом, продолжал беседу:
— Ну и вы, чувствуя себя перед ним должником за угощение, конечно же, принесли эти аксы?
— Да.
— А он отблагодарил вас за это?
«Откуда он это знает? — мелькнула у Стельмаха мысль. — Может, Казимир рассказал?» И он ответил утвердительно, рассказав при этом и как Казимир поставил за эту услугу бутылку, и как он незаметно оказался втянутым в преступление. Но потом неожиданно замолчал, терзая себя сомнениями — говорить или не говорить дальше.
А следователь продолжал: