Служба Радости

Блинников Павел

Да вот это действительно Хреновина — с большой буквы. Потолок в зале не очень высокий и к аппарату от него вели странные блестящие шнуры. Сам агрегат напоминал смесь техники и геологии. Трубки, провода и счетчики, перемешивались кристаллами и шарами, наполненными зеленой слизью. То тут, то там вспыхивали желтые искры, а площадью аппарат, наверное, больше сотни квадратных метров. А может и все двести.

— Это Обезболиватель? — спросила Манада.

— Нет, Очиститель, — ответил Жюбо. — Тебе сначала надо харю выправить.

— У самого харя! Или даже

рыло, как у порося!

— Милая моя…

— Я тебе мыло!

— Успокойся! Милая — означает хорошая.

— А почему я тебя понимаю? В смысле, почему мы говорим на одном языке?

— Ну так вместе в аду торчали, на адовом языке и разговариваем.

— Ясно…

Манада замерла в нерешительности, рассматривая странную конструкция, а Жюбо, напротив, вертел головой, выискивая знакомых.

— Клод, а на какой половине у тебя струч остался? — обратился Жюбо к левой половинке разрезанного трупа.

— На обоих, — ответила говорящая половина. — Точно по нему прошлось.

— Больно было?

— Не. Я обезболился по самые…

— Тут девушка, между прочим, — не выдержала Манада.

— Милочка, нет здесь такого понятия, как разделение на мужчин и женщин, — сказал Клод. — Потому как наши половые признаки остаются там, за гранью обезболивания.

— Правда? — округлила глаза Манада. Новость ее явно не обрадовала.

— Для Клода — правда. Он свои половые признаки еще при жизни растерял, — сказал Жюбо. Все трупы вокруг расхохотались, даже сам Клод ржал в голос. Жюбо тоже похихикал, а потом повернулся к приободрившейся Манаде. — Сейчас ты войдешь вон в ту дверь. Там из тебя выкачают весь Обезболиватель, и ты восстановишься.

— Но это ведь будет больно!

— Да, тут ничего не поделаешь, придется потерпеть. Потом я поведу тебя к Обезболивателю.

— А ты сам?

— Меня не пропустят я еще…

Из Очистителя раздались страшные вопли. Манада дернулась, язык ударил по щеке, оставив красный след.

— Что это? — спросила девушка.

— Кто-то восстановился, — ответил Жюбо.

Словно иллюстрируя его слова, из правой части Очистителя вышел совершенно здоровый мужчина. По штанам Манада поняла, что это тот, у которого отсутствовала верхняя половина тела. Теперь сверху он обнажился и осторожненько пошел сквозь толпу. Та расступилась, образовав коридор.

— Сейчас он может испытывать боль? — спросила Манада.

— Угу, — сказал Жюбо. — Правда, его из Тарон-Говы привезли, так что его чувствительность всего раз в десять больше. Счастливчик…

— А как я пойду?

— На тебя наденут шар. Вон смотри как на Клода.

Манада и не заметила, как Клод вошел в Очиститель. Он почему-то не кричал, но вышел полностью здоровый, правда, голый. Но Манада себя тут же поправила — нет, не голый. Вокруг него словно мыльный пузырь, образовалась тонкая пленочка. Шар катился, Клод шагал в нем, а толпа сформировала коридор пошире. Он двинул в том же направлении что предыдущий труп.

— Иди, — дернул ее за локоть Жюбо. — Время поджимает. Если Магистр пожалуется…

— Мне страшно.

— Ты

ж только из гиены и тебе страшно?

— Да. Я думала, все уже кончилось…

— Иди. И отдай мне эту коробку.

Манада протянула коробочку Жюбо и робко пошла к двери. Жюбо усмехнулся, а коробок предательски выдал:

— Вот это попа!

Манада повернулась и облизала языком верхнюю губу. Наверное, если бы Жюбо не умер, ее взгляд убил бы его.

— Прости, — сказал Жюбо, но коробка его опять предала: — А груди!

Манада резко повернулась и пошла к двери. Несколько мертвецов проводили ее хохотом.

Дверь в Очиститель оказалась самая обыкновенная. Это выглядело комично на фоне всяких лампочек и кристаллов, окружавших косяк. Манада взялась за ручку, отворила. И опешила. Снаружи Очиститель конструкция громоздкая и большая, но за дверью оказалось помещение размером с этаж башни. И опять стойка. За ней сидел муж в летах, но почтенный и суровый. Седая борода говорила о почетном возрасте, складки на лбу подчеркивали неординарно-живой ум, а лик старца не оставлял сомнений — в молодости он поражал красотой женщин, а мужчин заставлял завидовать черной завистью. О таких говорят, что с годами он становится только лучше, как превосходное вино и ничто не сможет сделать из него уксуса! Люди вроде него — прекрасная иллюстрация молодежи, какими надо быть!

— Заходи Манада Трансис, — сказал он голосом твердо и веско. Мертвая выказала почтение глубоким поклоном, старец ответил легким, но изящнейшим полукивком. — Меня зовут Архивариус Силь, сегодня я дежурю на Очистителе.

— Уу-у, — промычала Манада, затворяя за собой дверь.

— Так, ты у нас новенькая и твое дело заполнено слабо… — пробормотал Архивариус, доставая из-под стойки папку толщиной в локоть. — Штрафов нет, порицаний нет, но и премий нет. Значит делаем тебе кредит на первый раз. Садись в кресло.

Только теперь Манада увидела, что кроме стойки в углу стоит обычное кресло и металлический куб рядом с ним. Архивариус что-то застрочил в деле, девушка пошла к креслу. Расстояние до него метров сто, по пути Манада рассмотрела детали. Старая бархатная обивка, со следами крови и несколько лоскутов кожи, прилипшие к ручкам. Манада села, куб сразу зажужжал, словно его набили пчелами. На ящике открылась маленькая дверца, и выполз странный щуп, похожий на щупальца осьминога. Кончик сам собой приплыл ко лбу девушки и коснулся его.

БОЛЬ!!!! Она уже и забыла, что это такое. Всепроникающая страшная когда, кажется что тебя режут тысячи ножей, раны срастаются, но в рубцы вбивают раскаленные гвозди…

Правда, это быстро кончилось.

— Ой, — сказала Манада и ощупала лицо. Нижняя челюсть выросла, новая гладкая кожа слегка горела, как после пощечины. Манада тут же зажала руками уши. Теперь звучание шариковой ручки Архивариуса, било в барабанные перепонки всеразрушающими волнами. В ящике открылось еще одно окошечко, из него полез мыльный пузырь. Совсем как тот, что окутывал Клода. Силь поднял голову и одними губами прошептал: