Служебная командировка полковника Родионова Повесть
Шрифт:
– А теперь Бурят давай для начала по обеим сторонам здания по пятому этажам пару осколочно-фугасных снарядов! Чикни легонько, дом не рушь, но чиркни, так что бы Закиев там обосрался! -
– А он не обрушит дом?- спросил полковник.
– Нет, он знает, что делает - он его заденет, потрясет немного. Смотри дом кирпичный хороший, обвалить, конечно, можно, но не нужно. И вообще дом не так уж просто тебе разломать. А там за кучей танк из РПГ не поджечь боевикам и далековато будет для выстрела, они не рискнут! Окна держим окна, что бы ни одна тварина нос свой не высунула! -
В новогоднюю боевики жгли технику из ручных
– Держать окна! Я же сказал держать окна!- повторил приказ по рации майор.
– Ни чего Бурят у меня на Рождество за одни день шесть попаданий из РПГ выдержал, пока его не сожгли!-
Танк ухнул и с грохотом выплюнул из длинного ствола сначала один и за тем другой залп огня. Два оглушительный разрыва снарядов потрясли дом, напротив, до самого основания, верхние этажи окутались черными клубами дыма, взметнулись яркие языки пламени.
– Бурят наведи на центр дома и замри!
– а дальше Любимов потребовал от радиста:
– А теперь давай вызывай мне Мусу! Когда он там слышать снова станет, а то Бурят его оглушил! Ну что за человек этот Бурят, его попросишь о чем-то, а он вечно такое устроит!-
Орудийный ствол танка задвигался, нащупал требуемую точку прицела и замер, угрожая зданию напротив новым убийственным выстрелом. Муса появился в эфире минут через пять, рация заскрипела, зашуршала его кипящим от ярости голосом:
– Что бешеный майор успокоился? Или ты всех пленных тоже хочешь тут похоронить? Тебе их частями прислать?
–
Но ему ответил уже Родионов:
– Здравствуй Муса! Узнал меня, это полковник Родионов, мы в Москве встречались!-
Возникшая пауза была недолгой.
– А настоящий полковник, узнал. Земля маленькая и круглая. На все есть воля Аллаха! Что же ты в гости ко мне не приехал, а с войной в мой дом пришел?-
– Ладно, Муса не будем засорять эфир, давай договариваться, мне пленные, тебе выход!-
– Хорошо полковник я тебя помню, ты вроде нормальный мужик. За деньги как ваши московские ****и не продаешься! Что значит, пленных хочешь?-
– Хочу!-
– Ну, тогда я с оружием выйду, понял. Все мои уйдут ребята все. И я с ними! Но мне нужны гарантии, а, то я вам пленных отдам, а вы меня здесь и похороните!-
– Какие тебе гарантии? Уйдешь, видишь гаражи за домом, напротив, по ним уйдешь к девятиэтажкам, оттуда по городу в темноте к окраинам, мы так тебе коридор организуем, понял, и там не будет, никого! Слово даю!
–
– Хорошо, а гарантии ты мне дашь такие, сам сюда приходи и будешь моей гарантией! Мы все еще раз тут обговорим с тобой полковник. А если что, со мной рядом и сдохнешь, как и все ваши пленные!
–
– Я тебе, верю, и ты мне верь! Я слово тебе даю!-
– Ну, тогда через пять минут выходи ко мне, дойдешь, и поговорим, а безумный майор пусть мне проход откроет. Вот я тебе тогда и поверю!-
– Слушать всем, повторяя слушать всем, это сто первый, сто первый, огня не открывать от нас идет к ним переговорщик, повторяю! Переговорщик!- объявил Любимов по рации подразделениям.
– Ну все, я пошел, - произнес Родионов, не оборачиваясь, набрав полную грудь воздуха и решительно шагнул
Все осталось позади, и его жизнь, небрежно брошенная звонкой монетой рукой судьбы, покатилась по полу, и ничего не для кого не стоя и вдруг замерла, остановилась, застыла, чуть качнувшись на тонком ребре, но все-таки удержалась. И не выпал орел, и ни решка, лишь только холодный ветер презрительно плюнул ему в лицо, когда безоружный полковник один вышел на крыльцо дома. Серый воздух в отраженном слабом свете дрожал, наполняя собой все пространство, а площадка между домами, больше походила на кладбище только без могильных плит и крестов. Он спустился по обледенелым ступеням вниз, а в ушах громким звоном повисла мертвая тишина, разрывая небо и весь мир на мелкие части, и он услышал, как забилось сердце в груди. И если надо было умереть тут и сейчас, то был готов, и умирать ему было легко, хоть и немного обидно, да и рано, но все же легко. А там, в доме напротив, ждали его пленные, возможно, как свою последнюю надежду на спасение ждал его и сын. И сам шел туда за надеждой, которая была ему теперь дороже всякой жизни. А вдали несла черные воды тихая Сунжа, таяли очертания моста переброшенного через нее, была ночь, была когда-то приснившаяся жизнь, от которой сейчас почему то почти ничего не осталось, кроме нескольких смятых трамвайных московских билетов забытых в кармане.
'Всего двести метров и все, всего какие-то двести метров' - подумал он. Там Игорь, - звучал следом каждый его шаг, каждый удар сердца, каждое дыхание. И щемящая надежда повела его за руку вперед навстречу к грозящему смертью черными дырами пустых окон дому. Горячий пот заструился по спине и лицу, стало жарко. Он почувствовал на себе прикосновения взглядов равнодушных снайперов и решительно шел вперед. Его жизнь стала слабым дрожащим огоньком на самом конце фитиля утопающей в воске свечи, задуть которую, погасить уже не стоило совсем ничего точно так же как нажать на курок.
Полковник подошел к разбитому подъезду, и дом навис, над ним вверху сливаясь с темным небом, - пожар на верхних этажах прекратился, лишь клубы черного дыма еще валили из окон. В воздухе повис запах гари. Позади, было двести метров пустого пространства отделявшего одних вооруженных людей от других таких же, пронизанного вдоль и поперек напряженными взглядами с обеих сторон.
Любимов его отговаривал от этих переговоров: 'не надо идти туда, рискованно, пусть верят на слово, мы же им тоже верим на слово. Это не мы, а они в ловушке, они никуда отсюда теперь не денутся. Как только выйдут из дома, на открытое пространство все лягут до одного'. Но полковник не уступил. Договорились, что через полчаса Родионов выйдет на связь в радиоэфир то будет полная готовность к бою и огонь сразу будет на поражение, так как про пленных Закиев наврал. Если и через час он не объявится и все будет так же как сейчас, то это значит, ничего не вышло, и придется штурмовать здание, подбираясь к дому под прикрытием огня и бронетехники со слепого для врага торца. Так он не мог использовать огневую мощь обращенного во двор сотнями оконных позиций фасада.