Служебное расследование
Шрифт:
— Ты прямо, прямо иди, — бубнила за спиной старуха. Игорь плечом ударился о корыто и оно глухо загудело.
— Вот его дверь, — сказала старуха, — напротив моей. Так что я все вижу.
Букву «и» в последнем слове она произнесла многозначительно длинно.
У дверей комнаты Толика, на крючке, висело автомобильное колесо.
Пожилая женщина, повернувшись к Игорю спиной, покопалась в замке, отперла его.
В коридор ворвался свет и слова радиодиктора;
«…Чем важен для нас
Дверь захлопнулась и полумрак словно стер многозначительный радиоголос.
Игорь нажал на дверь и она подалась. Он вошел в странную полукруглую комнату. Хаотично заставленную громоздкой старой мебелью. Ногой он зацепился за автомобильное крыло, лежащее прямо на полу, и оно загудело словно оброненное корыто.
— А… Кто!..
Вскочил на постели Толик. Он был худой, взъерошенный, со спутанными волосами.
— Ты чего, мужик? — хриплым со сна голосом спросил он. — Ты чего?
Игорь, удачно миновав электроорган и колонки усилителя, подтянул стул и сел около кровати.
— А, это ты, начальник из МУРа… Как он тебя вчера…
Корнееву даже жарко стало от напоминания, он вытер рукой лоб.
— Ко мне в Архангельское знаешь какие люди ездят… Так что смотри… — засмеялся Толик.
— А ты никак меня пугаешь? — удивился Игорь.
— Чего мне тебя пугать.
Толик встал, натянул светлые джинсы.
— Чего мне тебя пугать, — повторил он и улыбнулся. Улыбка у него была хорошая. Лукавая и добрая. Толик взял со стула рубашку, надел ее, пригладил волосы. И опять спросил:
— Ну что?
— Дело у меня к тебе…
— А раз дело, вызвал бы повесткой.
Корнеев достал сигареты, вопросительно поглядел на хозяина.
— Кури, — разрешил тот и поставил перед Игорем пепельницу, а сам отошел к холодильнику. Вернулся с бутылкой молока и двумя стаканами.
— Будешь?
— Спасибо.
Корнеев взял стакан, мелкими глотками стали пить холодное молоко.
— Можайское?
Толик молча кивнул, допил молоко, поставил стакан на стол.
— Ну, что у тебя ко мне за дело?
— Понимаешь, Толя, у нас есть общий друг, Женя Звонков…
— Точно, — Толик хлопнул себя по лбу. — Точно, а я голову ломаю, где я тебя видел. В гараже. Подожди-ка, ты там какое-то старье восстанавливаешь.
Игорь усмехнулся.
— Вспомнил.
— Ты бы сразу с этого и начал, а то книжка, МУР… Кофе хочешь?
— Хочу. Но это потом. Сейчас у меня к тебе очень важное дело. Садись
Толик сел. Игорь достал из кармана фотографию.
— Знаешь этого человека?
Толик взглянул мельком.
— А тебе зачем?
— Ты его знашь?
— А то. Самый мой сладкий клиент.
— То есть?
— Ну,
— Так.
— А мы потом для своих начинаем работать. Ну, а они платят.
— Сколько?
— А я не считаю, — усмехнулся Толик.
— Этот хорошо платит?
— Хорошо.
— А ты ему поешь?
— Пою.
— «Дочь камергера», «Созрели вишни в саду у дяди Вани», «Поручик Голицын»… Так?
— Так.
— А знаешь, откуда у него деньги?
— Ты меня на голое постановление не бери. Откуда у него деньги, это твоя забота. И не смотри на меня так. Не надо. Нынче как: умеешь жить — заказываешь музыку.
— А те, кто не умеет?
— А те, — Толик засмеялся. — Так они дома сидят и телевизор смотрят. У нас по Конституции полная свобода волеизъявления. И не смотри на меня так, я все равно тебя не боюсь.
— А мне не надо, Толик, чтобы ты меня боялся. Помоги мне.
— А я не дружинник…
— Это точно, но мне Женя Звонков сказал, что ты парень хороший…
— Хороший парень не профессия.
— Значит не столковались.
Игорь встал, толкнул сигарету в пепельницу. Толик с интересом разглядел его. Корнеев пошел к двери, обходя наваленные на полу запчасти к автомобилю, какие-то сумки, стопки книг.
Открывая дверь, он хотел в сердцах хлопнуть ею. Да одумался вовремя.
Коридор был так же темен и пуст. Игорю пришлось повозиться с замком.
А дом уже доломали. Даже пыль осела. И победно раскачивалась клин-баба на тросе и крановщик пил кефир, приложив к губам бутылку, словно трубу.
Игорь закурил и пошел по переулку…
В кабинете Громова сидел начальник МУРа Кафтанов… Громов переоделся в форму и как все люди, одевшие ее недавно, чувствовал свою необыкновенную значительность.
Значительность прибавлял огромный кабинет, в который Громов тоже вселился не так давно, и телефоны разного цвета, и селектор. В этом кабинете он не только работал, но и играл роль кого-то вельможно-важного, виденного давно-давно, в те далекие годы, когда он только пришел в горком комсомола маленького городка Пензенской области.
Громов смотрел на Кафтанова начальственно-печально, как на ребенка-несмышленыша, и говорил ровным, тихим голосом.
— Андрей Петрович, дорогой, ну это же не дело. Звонит жена Сергея Степановича Черемисина. Вы, надеюсь, знаете, кто это?
— Да, имел сомнительное удовольствие говорить с ним по телефону.
— Да, Андрей Петрович, Черемисин крут, несдержан. Но и его понять можно. Такой человек и вдруг у него машину угоняют. Я думаю, мы должны были первым делом, вне всякой очереди…
— А у нас не магазин, мы потерпевших с черного хода не принимаем…