Служить цели
Шрифт:
— Я бы сказала, 38-й калибр, потому что я никогда не захожу дальше 38-го калибра.
Крошечные мышцы вокруг его глаз напряглись, как при сильном ветре в лицо.
— Принято.
— У меня не бывает типичных отношений, Бен. Можешь считать это моим жестким пределом. У меня есть рабы. Я забочусь о них — даже люблю их, — но не в обычном понимании любви между мужчиной и женщиной.
Он кивнул.
Время сменить тему. Давно пора.
— Ты сегодня хорошо проявил себя с Пейдж. — Анна повернулась и погладила Бронкса —
В ответ Бронкс украдкой лизнул ее палец, восхищенно постукивая хвостом.
— У меня была практика с ребятами Маркуса, — сказал Бен. — Когда он занимается с подростками боевыми искусствами, то просит добровольцев присмотреть за ними.
— Ах, что ж, Пейдж теперь есть, о чем подумать, — без задней мысли она положила руку ему на бедро. То, как напряглись его мышцы под ее прикосновениями переключило происходящее между ними во что-то более сексуальное.
Она боялась, что оценка их встреч поднимется от милого револьвера 22-го калибра до чего-то более впечатляющего. И что ей тогда с этим делать?
— Что ты имеешь в виду? — спросил он, отвлекая ее от размышлений.
— Ее родители учили ее, что женщины пассивны по своей природе. И мужчина никогда не потерпит напористую женщину рядом с собой, — она усмехнулась. — Тем более агрессивную.
— Чертовски глупо.
— Точно. Но теперь Пейдж видела, как женщина дает сдачи, и слышала, как уверенный в себе мужчина наслаждается этим зрелищем, и ему все еще нравится эта женщина.
— Мне действительно понравилось то, что я видел, — сказал он.
— Я заметила.
Он фыркнул:
— Правда?
Пейдж этого не видела, но Анна обратила внимание на чересчур большую выпуклость в области ширинки Бена. Он заслуживал награды за такую прекрасную реакцию, но это было бы не так…
Он накрыл ее руку своей и передвинул к паху. У него все еще была эрекция.
— Я всё понял про Ваш предел, Мэм. Но у многих людей есть ограничения, и они все еще умудряются заниматься сексом. Давайте заниматься сексом.
Ее тело замерло от прилива желания. И все же…
— Я не хочу причинить тебе боль, Бен.
Он взглянул на нее, его карие тигриные глаза были полны решимости.
— Анна, тебе нравится, когда люди лишают тебя чего-то в жизни, потому что боятся, что тем самым причинят тебе боль?
Эти слова пробудили ее, как яркий свет в лицо будит спящего.
Он улыбался… пока она не схватила его за член.
— Что ж, Бенджамин, я правильно понимаю, что нам не нужно беспокоиться о том, что тебе будет больно? Хочешь поехать ко мне?
****
Бен совершенно точно знал, что у него будет гребаный сердечный приступ — чертовски скоро, — и Госпоже Анне придется объяснять, почему у нее в постели лежит на спине голый мертвец.
Как и причину, почему на спинке кровати остались вмятины
Она ущипнула его за член.
— Господи! — он поднял голову и сердито посмотрел на нее.
Госпожа вздернула бровь:
— Я бы посоветовала тебе перестать думать, Бенджамин. Иначе… — ее пальцы угрожающе сжали одно яичко, потом другое. Бен мгновенно покрылся потом.
Когда она царапнула ноготком чувствительное местечко у его ануса, у Бена закружилась голова.
И когда она отпустила яйца, кровь прямиком устремилась к члену, который и без того был напряжен. Вокруг него были намотаны кожаные ленты.
Бен вновь откинул голову на подушку, каждый мускул в его теле был напряжен до предела.
Ему просто необходимо кончить. Так. Охрененно. Сильно.
Когда она улыбнулась ему, черт возьми, этого было почти достаточно, чтобы он кончил. Она была великолепна: абсолютно голая, покрытая золотистым загаром. Высокая, полная грудь с тугими сосками. Красивые глаза. Губы, распухшие от его поцелуев. Она была похожа на одного из тех женских сексуальных демонов — суккубов — тех, перед которыми не мог устоять ни один мужчина.
Когда она наклонилась ближе, длинные волосы шелковистой сладостью рассыпались по его паху, и знойный смех жаром опалил кожу. А затем он почувствовал…
О, Господи, она не сделает этого.
Она сделала.
Ее язык прошелся по головке его члена. Влажное тепло обогнуло щель и заскользило по коже. Эрекция стала еще сильнее. Ленты болезненно впивались в кожу, пока Анна дразнила его. Она оттянула крайнюю плоть. Немного пососала.
Его начало трясти. Напряженные руки судорожно сжали дубовые столбики кровати. Стон, вырвавшийся у него, казалось, не мог исходить от живого существа.
— Хорошо, Бенджамин. Я думаю, ты готов, и сегодня я даже предложу тебе выбор. Ты хочешь, чтобы я оседлала тебя, или чтобы ты был сверху?
Мог ли он говорить без крика? Он выдохнул, и мог поклясться, что все еще чувствует, как она ногтями впивается в его соски.
— Сверху. Пожалуйста. Госпожа.
Ее невероятно сильные, нежные руки поглаживали его по бедрам.
— Так тому и быть. Когда я размотаю последнюю ленту и надену на тебя презерватив, ты можешь отпустить спинку кровати и запрыгнуть на меня.
На ее губах появилась невинная улыбка, будто она только что согласилась дать ему печенье, а не позволяет оттрахать ее до потери сознания. Она играла с его разумом так же легко, как мучила его тело. Садистка.
И его член никогда в его чертовой жизни не был настолько твердым, как сейчас. Что она с ним делает?
Она очень медленно разматывала каждую кожаную полоску, и он почувствовал, как кровь приливает к члену, словно океан во время прилива. Его глаза напряглись, когда он увидел, как Анна, наконец, неторопливо сняла последнюю ленту.