Служу Родине. Рассказы летчика
Шрифт:
Мысленно даю клятву учиться, учиться безустали. Только этим могу я отблагодарить Родину за высокую награду.
Вечер — один из самых счастливых вечеров в моей жизни — провожу в боевой семье героев, испытанных друзей, с которыми начинал свою фронтовую жизнь.
5. У БОРИСА ГАВРИЛОВИЧА ШПИТАЛЬНОГО
В дни ожидания ответа из Военной академии мне удалось встретиться с человеком, которого я так часто вспоминал на фронте, — Борисом
Шпитальный встречает меня, как близкого человека. Говорит он быстро, чётко и некоторые фразы, которые считает особенно важными, повторяет. У него высокий, открытый лоб, энергично очерченное, немного суровое лицо. Зато когда он улыбается или смеётся, выражение его лица сразу делается удивительно добродушным.
Мы очень долго беседуем о вооружении. Борис Гаврилович задаёт вопрос за вопросом. Делюсь с ним своими наблюдениями, вспоминаю, как называл его оружие «разящим мечом». Борис Гаврилович иногда переспрашивает и задумывается. Затем разговор переходит на другие темы.
Улыбаясь и дружески глядя на меня, Борис Гаврилович замечает:
— Ну, а теперь побеседуем о вашем будущем. Конечно, перед вами все дороги открыты. Но я думаю, что совет старшего и более опытного человека вам, хоть вы и закалённый воин, может пригодиться. Советую обязательно поступить в академию.
И Борис Гаврилович хорошо и просто говорит о дружбе, о долге большевика, о моём дальнейшем росте. Его слова запали мне в душу. И я был вдвойне благодарен ему — и как конструктору боевого вооружения и как старшему товарищу.
6. ТАМ, ГДЕ ШЛИ БОИ
Прошло ещё несколько дней, и я получил извещение: меня зачислили в Военно-воздушную академию.
Я понимал, что мне нелегко будет учиться, но был уверен, что под руководством опытных педагогов сумею преодолеть трудности. И смело шёл им навстречу.
Перед началом занятий в академии получаю отпуск и на пассажирском самолёте лечу в родные места, на Украину, в Киев.
Смотрю на Днепр и вспоминаю воздушные бои над его переправами. Вот и Киев. Встречи с рабочими, с учащейся молодёжью. Посещение могил героя Великой Отечественной войны генерала армии Ватутина и славного русского лётчика Нестерова, который впервые в истории авиации совершил воздушный таран в начале первой империалистической войны.
Вылетаю на аэродром, где я начинал свою боевую деятельность и где сейчас находятся мои старые друзья, с которыми вместе кончал училище, вместе работал инструктором: Усменцев, Панченко, Коломиец.
Сколько событий оживает в памяти, когда пролетаю над местами боёв! Не могу усидеть на месте, перехожу от окошка к окошку и смотрю вниз. Вот здесь как будто упал «фокке-вульф», подальше — «мессер». Тут был наш аэродром. Там пролегала линия фронта, и над ней мы прикрывали с воздуха наши наземные войска от вражеской авиации…
А теперь подо мной на освобождённой земле идут осенние полевые работы. Жизнь вновь возвратилась на эти места, опалённые огнём войны.
Вот
Хочу рассказать собравшимся о том, как я получил здесь первое боевое крещение, как вылетал с товарищами на первые боевые задания. Взгляд мой невольно останавливается на развалинах ангара, возле которого погиб Солдатенко — наш любимый командир. Несколько минут не могу произнести ни слова. С трудом отвожу взгляд от ангара и начинаю говорить о Солдатенко.
Мы идём на его могилу. Долго стоим над ней, вспоминаем товарищей, погибших в боях за нашу Родину.
Целый день я провёл с друзьями, мы никак не могли наговориться. На следующее утро я улетел в Шостку.
7. СНОВА В ОБРАЖЕЕВКЕ
Радостное и вместе с тем грустное чувство охватывает меня: издали видна Ображеевка, поля, леса, лентой извивается речушка. Знакомый пейзаж… Сколько раз я любовался им, когда летал над маленьким аэроклубовским аэродромом! А где же техникум, общежитие? Фашисты при отступлении уничтожили много домов.
На аэродроме — директор техникума, старые преподаватели. Меня обнимают, жмут руку. Сколько расспросов, разговоров!
С болью в сердце слушаю о том, как фашисты истязали моих земляков. Иду на братские могилы замученных гитлеровцами советских людей. Там лежит и старый партизан Сергей Андрусенко…
Товарищи приглашают меня в горком партии. У входа собралось много народу. Люди улыбаются, протягивают мне цветы.
Я глубоко взволнован неожиданной встречей, устроенной мне земляками.
Из Шостки еду на автомашине в Ображеевку. Не одну сотню раз проходил я этой дорогой в годы ученья!
Маленьким показалось мне родное село. Подъезжаю к сельсовету. Меня уже ждут, собрались все односельчане, вся моя родня. Ищу глазами сестру Мотю. Вот она — окружена ребятишками. Не хватает брата Александра: он несёт сейчас воинскую службу на Урале.
Меня целуют, обнимают — просто, от души, и я целую и обнимаю стариков, детей, всех подряд.
Кому раньше отвечать, с кем раньше поговорить? Спрашивали все разом. Ко мне пробился Максимец; теперь он секретарь партийной организации. За ним идёт мичман с боевыми медалями. Да это Гриша Вареник, мой одноклассник! А рядом с ним стоит и улыбается Ивась, из-за которого я дрался в классе. Сейчас он — счетовод в колхозе «Червоный партизан». Вот и Проня, которая повисла на кусте в тот день, когда мы чуть не потонули на разлившейся Десне.
— Да это сын Никиты Кожедуба! — говорит какой-то старик и обнимает меня.
— Ну, скажи слово нам, — раздаётся со всех сторон.
Поднимаюсь на маленькую трибуну. Оглядываю лица односельчан, взволнованные, радостные. Вспоминаю отца, Сергея Андрусенко, вспоминаю своих товарищей, командиров, бои за освобождение Родины. И я говорю об этом, говорю о могучем чувстве любви к нашей великой социалистической Родине, о своих стойких, отважных боевых друзьях.
…Прохожу по всему селу. Я — у родных могилок.