Я ценил и ценить буду дружбуКак священный союз и как дар,Ведь свою офицерскую службуВ Первой армии я начинал.Вглубь земли, ближе к адовой пене,Я спускался, и было мне тамНеуютно, но рядом ЕвгенийИ седой, словно лунь, капитан.Этот бункер, как трёп маргинала,Мне на сердце и разум давил —В царстве тьмы его суть обиталаИ не знала небесных светил.А потом были вёрсты и вёрсты,Страшной силы, как смерть, жернова,Но зато запах сена и звёзды,Блеск луны и трава-мурава.Ни болезней не знал, ни простуды,Лишь порой леденело нутро,Но
моим командиром был Рудый [21]В Первой армии войск ПВО.
21
Рудый Анатолий Устинович – один из тех, кто, как в фильме «Офицеры»: «Настоящий мужик был».
На море
Живописные картины,Катера и шхуны,Длинноногие фемины,Пляжные костюмы.Будоражили дух такжеБары и отели,Фешенебельные пляжи,Пряные коктейли.Дивы в модных мини-юбках,Море золотое,В разговорах и поступкахШум и зов прибоя.
Мельпомена
Заметно оживилась сцена,Когда Трагедия и Страсть,А вслед за ними МельпоменаНа сцену с маской поднялась.С лица сошли, наверно, краскиИ страх все члены обуял,Когда оскал ужасной маскиНежданно душу показал.В ней отражались боль и мукиВсех тех, кто пережил беду.И протянул я в скорби рукиК несчастным в огненном аду.Оскал беззубо улыбалсяУлыбкой едкой тех людей,Кто в глубине души смеялсяНад безрассудностью моей.Когда трагическую сценуЗаполнила собой Печаль,Услышал я, как МельпоменуЗвала заоблачная даль.Она растаяла в туманеАнтичных гор, но сквозь годаС ужасной маской муза драмыВ театр приходит иногда.
Суматошность дня
Шагая с мудрого ВостокаПод пенье аонид на Вест,Я повстречал в гостях у РокаПоэта с дюжиной невест.В прихожей сказочные вещи,Портрет мыслителя Соко [22] ,В гостиной взоры томных женщин,Декор эпохи рококо.В стихах поэта прозаичность,В суждениях который час.Тевтонская философичностьИ галльские виньетки фраз.Играя в вист, шутили пошло.Я ж, не растрачивая пыл,То пребывал в Прекрасном прошлом,То Светлым будущим пожил.И в этот стих вложил изыски,Фигню и суматошность дняЛишь потому, что по-английскиУшла Эрато от меня.
22
Ямага Соко – японский мыслитель.
В избушке
Был ужин в низенькой избушке,Где слушал я рассказИз уст заботливой старушкиВ довольно поздний час.Она была нетороплива,Лучилась доброта,Ей дали имя Серафима,Конечно, неспроста.«Не ожидай от жизни много,Не избежать судьбы,Любовь, страданья – всё от Бога,И мы его рабы.Господь наш видит всё и знает,Над всеми Властелин.И вскоре, видимо, предстанетМоя душа пред Ним» [23] .Не надо быть, друзья, глухими.И я, едва дыша,Держал глаза свои сухими,Но плакала душа.Неспешна речь, а очи – кротки,Как тени от судьбы,Не выдержав рассказа тётки,Я вышел из избы.Был ужин в низенькой
избушке,Где слушал я рассказИз уст моей родной старушки,Увы, последний раз.
23
Шорина (Шушина) Серафима Васильевна предстала перед Ним в 2008 году.
Утром
Чувствуя душу природы,Как теплоту женских рук,С нежной истомой дремотыЯ расставался не вдруг.Вскорости следом за солнцемВстал и пошёл на лыжню,Утро беззлобным морозцемДушу бодрило мою.Крикнул, поднявшись на гору,Вдруг ни с того ни с сего:«Чудо не явится взору,Если не верить в него!»
Лейтенантская дорога
Я лейтенантскою дорогойШёл рядом с преисподней,Держа ответ за взвод пред Роком,Как всякий Ванька-взводный.А в выходные, чаще с «Гладом»,А иногда с «Лопесом»Кутил за городским фасадом,Вертелся мелким бесом.Ведь в кабаке – фарца и цыпы,Дельцы и потаскухи,И лабух добавлял и сыпалВ мелодии чернухи.Поодаль огненная ярмаС манерами звездули,А в понедельник вновь казарма,Дежурство, караулы.Да и начальники-занудыС их неусыпным оком,А ротный – Анатолий Рудый —Был и Судьёй, и Роком.
Коллаж
Поскольку мерю я морскую милюНе метром, а изяществом волны,К мольеровско-шекспировскому стилюЯ подхожу с обратной стороны.Вино и блюдо из бараньих почекЯ не вкусил, а, зауздав коня,Создал коллаж из буквиц, лиц и строчекВ манере, не присущей для меня.В нём много чувств, но ни красы, ни мысли.И я опять, но вновь не по-людски,Когда же думы и вино прокисли,Коллаж порвал на мелкие клочки.
У музы
С трудом, но всё ж настроив лируНа разговор при встрече,Я мысленно входил в квартиру,И вот вошёл под вечер.Оставив позади интриги,Осеннее ненастье,Ласкал глазами шкаф и книги,Хозяйку в светлом платье.Наполненная жизнью зала,Картины, фото музы —Вся меблировка выдавалаПристрастия и вкусы.В гостиной думал я вальяжноПро вывихи планиды,Про то, что нужно и что важноДля Соколовой Лиды.В декоре шарм, хрусталь в серванте,С подсветкой статуэтка —Всё говорило о талантеБлистательном и редком.
Мы
Лишь только возникали споры,Рождалась и беда.Пришли из Азии монголы,Сжигая города.Да и Европа поднималаНад нами острый меч.И нагло русским предлагалаПод веру Рима лечь.Не знала Русь в веках покоя,Веками кровь лилась,От православного устояК империи рвалась.Мы с азиатами несхожи,Но и не Запад злой,Мы – евразийцы, и нам БожеУдел отмерил свой.И я всегда, друзья, гордился,Да и теперь горжусь,Что русским на земле родился,И обожаю Русь.
Легкомыслие
Кухней правила дама,Засучив рукава,Я ж строфой ДонжуанаПосылал ей слова:«Я надёжен, как небо,Я надёжен, как бог,Как творения Феба,Как пленительный Блок.От идеи ГермесаОдержим я мечтой,А вот друг твой от беса