Служу Советскому Союзу 2
Шрифт:
Менгеле тут же завизжал испуганным поросенком и, схватившись за поврежденное бедро, упал навзничь. Тот самый человек, который делал кошмарные операции без наркоза на живых детях вдруг сам получил порцию боли. Не сильно-то она ему и понравилась.
Рядом с Менгеле застыл навек Головлев. На его лице отражалось удивление, как будто он всё ещё до конца не мог поверить, что «добрые» немцы решили его участь. Как будто он ждал, что сейчас они рассмеются и вернут его в нормальную жизнь. Вернут туда, где сухо, тепло и нет комаров… Не дождался!
А
Не только я пострадал от пули — на теле Дорина тоже расцвели алые кровавые розы. Непонятно, как он до сих пор держался, но… Всё та же улыбка на губах, всё те же злые глаза. Похоже, что к моему гипнозу присоединилась ещё и вековая ненависть к несправедливости, к нацизму. Такая гремучая смесь не давала майору падать, заставляя его раз за разом всаживать пули в тех, кто осмеливался прицеливаться в него.
У кого-то получилось открыть двери, и вырваться из бункера, но вскоре на выходе тоже раздались выстрелы и громкие крики.
Я перекатился влево и оказался лицом к лицу с Гитлером. Лицо фюрера скривилось от ненависти, когда он увидел меня.
— Русская свинья! Ты недостоин пыли на моих сапогах! — проскрипел он.
— Да мне пох… — просто ответил я и рукоятью зарядил фюреру в лобешник.
Морщинистое лицо окрасилось кровью из рассеченной раны на лбу, и упало вниз, ткнувшись в изображение стилизованного орла на полу. На меня с визгом бросилась Ангела, пришлось скрутить её и подмять под себя.
— Всем лежать! Бросить оружие! — прогремел знакомый голос. — Борис! Ты живой?
Я улыбнулся — всё как в плохих боевиках… Полиция приезжает в то время, когда почти что всё закончилось.
— Наши! — крикнул Дорин. — Борька! Наши!!!
— Ты… Ты… Ты… — мычала Ангела подо мной, пытаясь освободиться. — Ты сволочь! Ты тварь! Ты ничтожество!
— Называй меня просто Смирнов! — хмыкнул я в ответ и с интонацией Бонда добавил: — Борис Смирнов!
Глава 44
Меня перевязали. Сделал это мужчина с таким хмурым выражением лица, словно само значение слова "улыбка" ему было незнакомо. Рядом со мной к стене привалился Дорин. Его состояние было похуже моего, однако, майор держался молодцом. Его раны тоже обрабатывали и бинтовали на месте.
Гитлера, Менгеле и де Мезьера успели увести куда-то, оставив внутри менее важных людей.
Зинчуков и ещё десяток других людей в серых костюмах наводили порядок в бункере. Они не скупились на патроны, достреливая тех, кто ещё пытался оказать сопротивление. Больше половины людей с поднятыми руками встали у стен. Среди них была и Ангела, которой кто-то накинул на плечи окровавленную мантию.
После возникновения тишины, Зинчуков поднял руку вверх и громко проговорил:
— Граждане! Лесопилка окружена моими людьми.
Двоих крайних тут же ткнули стволами автоматов под ребра и повели в сторону прохода. Зинчуков кивнул остальным своим бойцам, после чего двинулся ко мне. Он подошел, цепким взглядом окинул нас с Дориным, после чего обратился ко мне:
— Ну что, Аника-воин, подергал смерть за усы?
Я криво усмехнулся в ответ:
— Подергал. Надергался так, что от усов одно воспоминание осталось.
— Мда, заварил ты кашу... если бы не та женщина, то похоронили бы тебя здесь, — покачал он головой.
— Если бы не та женщина, то не паслись бы вы возле церкви...
— Ну, из-за неё чуть всё не сорвалось, она же и исправила положение. Шерше ля фам, как сказали бы предки де Мезьера, — хмыкнул Зинчуков.
— Всё-таки Головлев был прав, — пробурчал Дорин и мотнул головой на Зинчукова. — Ты из этих...
— Если бы я сказал правду, то ты бы согласился повыеживаться перед смертью? — спросил я. — Или сложил бы лапки, как Серёга?
Я кивнул в сторону лежащего связиста. Дорин посмотрел на нашего бывшего коллегу и буркнул:
— Может бы и не сложил... Тебя хоть Борис зовут?
Пришлось снова усмехнуться. Дорин понимающе кивнул.
— Как он? — спросил Зинчуков у перевязывавшего меня мужчины.
— Царапина. Прошло на вылет, основные органы не задеты. Молодой, заживет, как на собаке. Второй вот похуже. Требуется амбулаторное лечение, — проговорил мужчина, показывая на Дорина.
— Будет сделано, — ответил Зинчуков и подозвал двух человек.
Те аккуратно уложили Дорина на импровизированные носилки, слепленные тут же из двух мантий, после чего понесли его в сторону выхода. Геннадий смотрел на меня до тех пор, пока не исчез в дверном проеме. Одного майора унесли, второй майор остался. И второй не собирался дарить мне покой.
— Ладно, поднимайся! — протянул руку Зинчуков. — Хватит отдыхать.
— Ага, только закемарил... — ухватился за протянутую руку и поднялся. — Придется вставать... Слушай, майор, а куда главнюков-то увели?
— В отдельной комнатке ждут своей участи. Сейчас тебя отправлю и пойду к ним. Не волнуйся, своё они получат сполна.
Я на миг задумался, а потом сказал:
— Они выйдут из той комнатки?
— Навряд ли... — многозначительно ответил Зинчуков.
— А я... Я могу пообщаться с ними минут пять-десять? Дашь такую возможность?