Служу Советскому Союзу 2
Шрифт:
— В твоих словах есть небольшое уточнение — "почти всех"! — проговорил Зинчуков. — А это многое обозначает. У других мы брали информацию — это оружие гораздо сильнее воздействует на людей, чем приставленный к голове пистолет. Чтобы сохранить своё теплое место и свою спокойную жизнь, человек способен на многое. Так что мы собрали компромат на многих высокопоставленных чиновников, а в случае чего этот самый компромат может всплыть совершенно неожиданно для ошибающегося человека. Это очень хорошее средство для манипуляций. Думаешь, у американцев нет такого оружия?
Перед глазами невольно всплыл те трупы, который я мельком увидел после посещения комнаты Зинчуковым и его людьми. Там не было живого места. Зинчуков тогда целый день ничего не говорил, только потом сказал, что должен кто-то и в говне копаться, чтобы другие могли нюхать розы. Я не осуждал его. Он выполнял приказ, хотя мне кажется, что и от себя добавил.
Третий Рейх окончательно потерял своих лидеров. Они тоже должны были занять место в подготовленном самолете.
Меня же с Дориным перевели обратно в СССР. Уже на Родине должны были допросить и всё узнать, но... По пути у Бориса Смирнова неожиданно случился сердечный приступ и его не смогли откачать. Сердечко слабое оказалось у паренька и не выдержало переживаний. По крайней мере, так сообщили разведке. Даже предоставили какое-то тело, которое Дорин без раздумий опознал. Сергей был понятливым мужчиной.
Очередное тело, очередная моя смерть. Я как-то уже начал привыкать умирать и возрождаться. Кто-то крестиком вышивает, кто-то модели кораблей собирает и раскрашивает, а я вот умираю, чтобы возродиться. Такое вот веселое хобби..
Теперь же я отдыхал после операции пластической хирургии, набирался сил на новые дела. Мне пока ещё не подобрали новое имя, так что я был мало того что бомжом, так ещё и безымянным. Безымянный бомж с дипломатом под жопой...
— А что там с Ангелой? — спросил я Зинчукова.
— А что с ней? Она же ничего такого не сделала. Была одурманена, ничего не помнит, — поджал губы Зинчуков. — Она чиста и против неё у нас ничего нет. Да, мы намекнули "Штази", чтобы глаз не спускали с этой девушки, но сдается мне, что и в "Штази" есть люди, против которых мы боремся. Не могли же просто так собраться все эти люди... Тут без вмешательства сверху не обошлось. Ну да ничего, со временем и этих, которые сверху, найдем. Никто не уйдет безнаказанным. Как твоя мордочка?
— Заживает. Рука уже пришла в норму, — помахал я левой рукой. — Функционирует лучше прежнего. Скажи, а что Гитлера убили не в войну, это вообще кому-нибудь будет интересно?
Зинчуков посмотрел на меня долгим взглядом. Я выдержал его не мигая. После этого майор вздохнул и проговорил:
— Вот смотрю я на тебя порой и думаю — ведь пацан пацаном. А как взглянешь в глаза, так и курить захочется. Глаза у тебя стариковские, Борис... или как тебя там назовут. Как будто много ты повидал и всё понимаешь. А если всё понимаешь, то должен и это понять — Гитлер умер в Берлине, за несколько дней до Победы. Для всех он умер. Сдох трусливой
— Да? А как же тогда молекулярные исследования? Кости там исследовать и всё остальное?
— А иногда взглянешь в твои глаза и понимаешь, что хрень ты несёшь полнейшую. Эти самые исследования начались вроде только в прошлом году, так что пока доберутся до тех костяшек, да пока их идентифицируют... В общем, пока никто этим заниматься не будет, а рачки и прочая живность уничтожат все улики. Так что успокойся и дыши равномерно. Может, тебя тоже на море отправить? Погулял бы там, привел нервы в порядок.
— Ага, без документов и прочего?
— Ну, за этим проблема не встанет, — Зинчуков достал из своего портфеля объемистый пакет и вручил мне. — С днем рождения, Михаил Александрович Орлов!
— Во как, а другой фамилии не было? — буркнул я, убирая пакет с документами в свой дипломат.
— Была, но раз ты готовишься к поступлению в Ленинградский государственный университет имени Жданова, то для молодого человека лучше будет сразу приводить девчонок в восторг своей фамилией, — проговорил Зинчуков.
— Что? Опять учиться? И почему в Ленинграде? В Москву никак? У меня же личико другое будет.
— Пока никак, — покачал головой Зинчуков. — Бориса Смирнова не должны там видеть, а твои отпечатки пальцев могут неожиданно там всплыть и тогда замучаешься хвосты убирать. Тут тоже дел много. Тебе надо готовиться, учиться. Скоро же выпускной и сдача вступительных экзаменов... Так что набирайся сил и грызи гранит науки.
Я снова взглянул на Зимний. Лучи солнца отразились от его окон и зайчиками упали на нашу строну. Позади послышался звонкий смех. Такой задорный, веселый. Так могут смеяться только не обремененные никакими заботами дети. Как раз шли трое девочек и двое мальчишек из класса пятого-шестого. Мальчишки задирали девчонок, а те не давали себя в обиду, со смехом отбиваясь портфелями. Беззаботные, смешливые, озорные...
Хм... А ведь если сейчас семьдесят третий год, то грозный маньяк Чикатило ещё не вышел на кровавую тропу. Пока ещё не коснулся жертвы — девочки из второго класса. А это значит...
— Так, товарищ майор, — сказал я. — Если у меня есть документы, значит я могу проехаться по стране? Слегка развеяться?
— Можешь, но только не в Москву и не в Германию. А ты куда-то собрался?
— Да хотелось бы до Ростова прокатиться. Там же и до моря рукой подать. За недельку бы я обернулся. Послушал бы шорох гальки, крики чаек, шум волн. С удочкой бы посидел...
— Ну что, я думаю, что Вягилев не будет против. Главное — постарайся нигде не светиться, — сказал Зинчуков. — И вообще...
— Про "вообще" я никогда не забывал, — сказал я в ответ и улыбнулся. — Не волнуйся, майор. Руссо туристо — облико морале! Служу Советскому Союзу!